Камень резко холодел, чтобы предупредить его об аберрациях и нарушении естественного порядка.
На ветру Рейдон едва чувствовал свои руки, и уж тем более не мог ощутить, стал ли камень холоднее воздуха. Да, он был холодным, но было ли это предупреждением? Или камень остыл из-за пронизывающего, как дыхание морозного великана, ветра?
Монах прищурился, вглядываясь в символ сквозь вихрь ледяных кристалликов, выискивая любые признаки, что дерево или его края поблекли, высматривая любые изменения в крохотных надписях на остальной поверхности.
Знак Лазури оставался неизменным. Синева обрамления была такой же пугающей, небо — как всегда ярким, дерево в центре сверкало, как белая звезда. Это означало, что внезапная перемена погоды не была связана с аберрациями.
Конечно, отсутствие реакции Знака не исключало множества других зловещих возможностей. Вполне вероятно, что какой-нибудь волшебник или жрец мира природы проводил ритуалы испорченной погоды с некой зловещей целью.
Но амулет Рейдона был не способен реагировать на такие обычные вещи. Несмотря на все его глубины, рождённое в сердцах смертных зло было злом меньшего порядка, чем противоестественные чудовища, которых он искал. Какой бы ни была причина подобной погоды, Рейдон решил, что это не его дело.
Он облегчённо вздохнул.
Непредвиденной задержки, чтобы выследить и обезвредить какого-нибудь местного монстра, можно было не опасаться. Его расписание не пострадает. Его дочь, Эйлин, ждала его в Натлехе всего через пять дней, и он поклялся не разочаровать её снова. Она была слишком мала, чтобы понимать, каких долгих отлучек требовали его расширявшиеся поиски.
Рейдон сунул амулет обратно под рубаху.
Амулет был семейной реликвией, которую оставила ему мать, женщина-фей из Сильдеюра. За годы, прошедшие с тех пор, как он принял свое наследие, Рейдон исходил большую часть Фаэруна, разыскивая её. Он нашёл намеки, истории, старые следы — только не саму мать и даже не её могилу.
Вместо этого Рейдон узнал об ужасной угрозе. Об этой опасности знали слишком немногие, чтобы активно ей сопротивляться. Кроме него — при помощи амулета матери, Знака Лазури.
Свирепый порыв ветра вырвал его из задумчивости.
Цзай цзы, как же холодно! Шёлковая рубаха почти его не защищала. Началась настоящая ледяная буря. Даже если её породило всего лишь своенравие природы, холод становился опасным.
В конце боковой улочки он заметил отчаянно раскачивающийся знак в форме белого борова с изображённой на нём флягой. Может быть, внутри кто-нибудь захочет расстаться с плащом потолще его собственного шёлкового кафтана. По крайней мере, он сможет согреться и даже переждать ледяной ветер и град.