Какое-то время они разглядывали друг друга, Мария потерялась в ярости красных лучей, которые проникали через стекло так, словно его и вовсе не было, и предпочитала это даже больше, чем устрашающее одиночество, заполняющее ее. Она вновь тяжело вдохнула, чувствуя, что звук покинул ее, чувствуя вибрацию в своем идеальном горле, но не слыша ничего.
Существо за окном мотало головой из стороны в сторону, странный рот разевался шире и шире, пока зияющая дыра полностью не заполнила лицо и все, что видела Мария, было бесконечной черной пустотой. Крик существа эхом отозвался в замкнутом пространстве души Марии, и, слыша, как крик проникает в ее внутренности, Мария знала, просто знала без всяких слов, что больше никогда не будет петь. Ею господствовала ужасная опустошающая пустота. Все остальное ушло и с этим мысли стали неуместными. Минутой позже, когда существо разбило окно и пришло за ней, Марии показалось, что ее собственный крик внутри головы был бесконечным.
— Ты уверен, что я тебе тут больше не нужна?
Джек перевел взгляд от стола на Гвен — ее кожаная куртка уже была застегнута на молнию до подбородка, а ключи находились в руке.
— Разве мой ответ «нет» не разобьет твое сердце? — он улыбнулся ей сквозь боль в шее — результат сосредоточенного изучения имеющихся материалов по делу, которые она передала ему.
— Не знаю, как насчет моего сердца, но Рис точно разобьет твое лицо, — она распустила длинные волосы по плечам. — Сегодня он готовит петуха в вине[17].
Бровь Джека поползла вверх.
— Даже не думай, Джек, — предупредила его Гвен. Она прильнула к дверной раме с явной неохотой уходить, и хотя Джек понимал, что ему выпал шанс разделить с компанией длинную и расстраивающую ночь вопросов без ответов, он осознавал, что у Гвен есть то, что в Торчвуде нуждалось в особой опеке. Реальная жизнь.
Он видел, скольким людям они попортили жизни, не позволяя им сфокусироваться на реальной жизни, той, что дала им жизнь и существовала много раньше, чем они узнали про Рифт, вивлов и капитана Джека Харкнесса. Иногда было так легко позволить странностям, с которым они ежедневно сталкивались, затмить простую красоту обыденности. Но именно обыденность не позволяла им сойти с ума и была тем, к чему они могли вернуться, если продержатся достаточно долго. Он взглянул на часы, почти удивившись указываемому времени.
— Уже десять вечера. Он сейчас готовит обед?
— Ему конечно понадобилось время, но Рис наконец-то понял, что у нас не нормальный рабочий график. Когда я говорю, что могу задержаться, он знает, что ждать меня раньше этого времени не стоит.