– Красить еще хуже.
– И все это для того, чтобы стать портным дочери предателя. И какая в этом слава?
– Достаточно и привилегии служить его величеству, – отрезал Лонхай. – Еще немного чести, и нам придется стать священниками в Великом храме.
Так они и болтали, пока не перевалило за полночь. Глаза слипались. Я не высыпалась с тех пор, как уехала из Порт-Кэмаланя.
«Нет, нужно сосредоточиться. Мне ни за что не закончить работу, если пойду спать сейчас».
Я размяла пальцы и потерла задеревеневшую мышцу в шее. Тело постоянно находилось в напряжении. Для меня было привычно часами напролет горбатиться над работой, но не в окружении одиннадцати других портных. Соблазн подсмотреть за прогрессом соседей увеличивался с каждой секундой, а из-за всеобщего трепа было невозможно сосредоточиться.
Покрутив плечами, я взяла иглу, чтобы расшить края шали, стараясь не смазать рисунок.
– Я создал плащ для леди Баньдэй, расшитый тысячей пионов, – говорил мастер Тарахэ. – Он так ей понравился, что она заплатила наипрекраснейшим нефритовым ожерельем. Моей дочери повезло с отцом. Я подарил ей его как часть приданого.
– Я лично знаком с леди Сарнай и знаю ее предпочтения.
– …Не представляю дочь варвара в таком роскошном шелке. Какая потеря!
Я завязала узел и оторвала нить от катушки. Если бы только они перестали болтать!
– Что насчет тебя, Кетон Тамарин? – крикнул Иньди с другой части зала. – Ты такой тихий. Почему ты хочешь победить в маленьком состязании его величества?
Я замерла. Что сказать? Я действительно пришла за славой, но моя главная цель – помочь семье.
«Не скромничай, – предупреждал меня Кетон. – Мужчина гордится своим ремеслом. Если он этого не показывает, то выглядит так, будто стыдится».
Я сказала со всей заносчивостью, на которую была способна:
– Потому что я лучший портной в Аланди.
Некоторые мужчины фыркнули.
– Да у тебя едва молоко на губах высохло!
– Молодость – сама по себе талант, – заметил Норбу, успокаивая их. – Я доверяю суждению его величества.
Но Иньди не унимался:
– И почему же ты лучший портной, юный Тамарин?
Я сглотнула, но дерзко ответила:
– Я быстрый и могу прясть, ткать и завязывать узлы. Изучал все четыре школы вышивки. Могу наложить сотню разных стежков во сне.
Кто-то шмыгнул.
– Великолепность кройки зависит не только от скорости или изящества стежков.
– Знаю, – продолжила я, – она также зависит от композиции. И цвета…
– И ты думаешь, что знаешь о цвете больше, чем я? – Иньди шумно выдохнул. – Что ж, симпатяга, посмотрим, что ты придумаешь. Держу пари, завтра твой последний день.