– Расскажите мне, что вам рассказал немецкий подполковник. Все подробно, до мелочей. Я слушаю.
За все время я подписал девять протоколов допросов. Самые большие сомнения, как я мог понять, у следователя вызывало мое нахождение в тылу у немцев, хотя при этом он сам прекрасно понимал, что завербовать человека за двое суток, а затем снова забросить его уже агентом практически невозможно. Когда, в конце концов следователь понял, что ходит по кругу, допросы прекратились. На четвертый день утром вместо следователя пришел майор Васильченко. Так уж случилось, но я впервые увидел его без головного убора. У него оказалась гладковыбритая голова, придававшая ему строгий вид. Майор, усевшись за стол, некоторое время пристально смотрел на меня, потом сказал:
– Скажу сразу: непонятный ты мне, лейтенант. Весь твой послужной список говорит о тебе как об инициативном и боевом офицере. И награды твои боевые сами за себя говорят. Только вот за последнее время тебя словно подменили. Какой-то ты стал равнодушный, без огонька в душе. Все время стараешься в стороне держаться. Это, кстати, отметил и наш следователь, который допрашивал тебя в партизанском лагере. Почему так?
– Никак нет, товарищ майор. Я не равнодушный, а просто дисциплинированный офицер, который четко выполняет приказы командования. Приказали мне добраться до партизан, я добрался. Приказали мне сохранить документы и полковника фон Клюге – я сохранил. То, что не стал проявлять инициативу во время перехода линии фронта, так для этого во главе группы был поставлен соответствующий офицер. Или я чем-то не прав?
– Дисциплинированный… Ну-ну. Именно из-за своей дисциплинированности ты и оказался на фронте.
«Интересно, что ему от меня надо?»
– Свою ошибку я понял и осознал. Можете мне поверить, товарищ майор, больше подобное не повторится.
– Осознал, говоришь. Это хорошо. – Наступила короткая пауза, за которой последовал неожиданный вопрос: – И как тебе в новой должности?
– Да я в ней и двух дней не пробыл, так что сказать мне просто нечего, – с показным равнодушием ответил я, до сих пор не понимая цели этого разговора.
– И то верно. Вот только мне странно, как такой интеллигентный парень, студент, стал опытным диверсантом? И в разведке отличился. Из трех заброшенных разведгрупп ты единственный, кто умудрился остаться живым. У тебя что, талант прорезался?
– У меня хорошие учителя были, товарищ майор. К тому же я комсомолец и советский человек, а значит, слова «Родина в опасности» понимаю как приказ, согласно которому надо сделать все для уничтожения врага!