– Так что я местами зажиточная девушка. Ты ещё шубу мою не видел!
– Предвкушаю. А вот у меня ничего нет. Машина и та в кредит. Я – голодранец.
– Правильно говорить оборванец. Мне оборванцы очень нравятся.
– Тогда пойдем уже, раз такое дело.
Они вышли обратно на лестничную площадку.
– Предлагаю не рисковать, и пойти пешком.
– А далеко?
– Ну, над тобой всего один этаж. Последний.
Поднялись. Квартира Игната находилась в противоположной стороне от квартиры Нины, практически наискосок. Когда он открыл дверь и включил свет, у Нины буквально отвисла челюсть. Пол был покрыт полированными плитами, в которых отражался свет от многочисленных потолочных светильников, и они с Игнатом целовались буквально в окружении света. Потом пальто и обувь полетели в разные стороны, всё завертелось и закончилось где-то, действительно, на кровати. Хорошо закончилось, как и положено, когда вилка подходит к розетке и цепь замыкается. Повсюду вспыхивает свет, звучит прекрасная музыка, цветы цветут, птицы поют, а организм после недолгого отдыха требует еды и продолжения. Правда, организм Нины требовал еды и до того.
За едой организмы последовали в гостиную, где глазам Нины предстал красивый камин собственной персоной. Она хотела ущипнуть себя, чтобы проснуться. Ведь так не бывает.
– Мне б чего-нибудь надеть, – сказала она.
– В-пятых! – он поднял указательный палец кверху. – У меня тебе совершенно нечего надеть.
Он провёл этим пальцем по её плечу, и они опять покатились в спальню.
И опять цепь замкнулась, вспыхнул свет, и заиграла музыка.
– Если ты не придумаешь, что мне надеть, мы умрем с голоду.
Он покопался в шкафу и выдал ей футболку. Футболка оказалась несколько коротковата и обтягивала грудь Нины не хуже того самого бежевого сарафана. На ужин у Игната планировались пельмени. В этой футболке Нине всё же удалось съесть тарелочку, но убирая посуду в посудомойку, она даже не поняла, как снова очутилась всё там же в спальне.
Потом Игнат растопил камин, и они пили вино, глядя в огонь. Он рассказывал, как Людмила Борисовна во главе домовой общественности долго пыталась прищучить жителей последнего этажа за наличие каминов и требовала их снести. Мол, пожароопасно и всё такое. На самом деле, конечно понятно, что общественности попросту завидно. Ведь всегда завидно, когда у тебя чего-то нет, что есть у другого. Тут на последнем этаже всего три квартиры и все со свободной планировкой и с каминами. Однако Людмила Борисовна тут обломалась, так как камины имелись в проекте здания изначально и были согласованы со всеми мыслимыми и немыслимыми инстанциями. Камин в многоэтажном доме носит в основном декоративный характер, но по осени, когда злые силы ещё не включили в городе центральное отопление, бывает очень кстати развести огонь. Для этого, правда, приходится покупать на автозаправке вязанку дровишек для пикника. Когда атака общественности на камины была отбита, Людмила Борисовна стала докапываться, на каком основании Игнат проживает в таких замечательных условиях. Так что придётся оформлять аренду официально, чего хозяйка не очень хочет делать, потому как принят какой-то страшный закон, по которому при продаже квартиры, сдаваемой в аренду, придётся платить какой-то убийственный налог. Нина, разумеется, знала, какой налог, она же бухгалтер, но не стала встревать, уж очень интересно он рассказывал. А ещё Игнат говорил, что теперь понимает, почему жена соседа, того самого важного господина, которого Нина видела в лифте, жаловалась Людмиле Борисовне на то, что кто-то в доме держит диких животных. Эти дикие животные по ночам страшно воют. Так что Соню придётся от Людмилы Борисовны прятать. К концу рассказа Нина уже ненавидела Людмилу Борисовну и раздумывала, не замазать ли ей дверной замок каким-нибудь вечным клеем, чтобы общественность занялась, наконец, делом, а не терроризировала бы такой замечательный дом. Но Игнат уже рассказывал, что Людмила Борисовна навела его на мысль о приобретении собственного дома, где не будет никаких соседей, общественности и лифтов, которые отключаются, когда хотят. Тут правда он поправился, сказал, что в отличие от общественности к лифту, и особенно к Центральной он испытывает благодарность. А вот квартиру себе уж точно покупать не будет, сразу дом.