Яркое, красочное зрелище привлекало Пушкина. Одетый попросту «в русском платье», бродил поэт среди шумящей толпы, вслушивался в народную речь. Смотрел, как парни и девушки водили хоровод, останавливался там, где бранились и спорили старики, незаметно записывал меткие словечки, поговорки, песни.
Многие современники видели Пушкина на святогорских ярмарках. Интересную запись оставил в своём дневнике молодой опочецкий торговец И. И. Лапин. «1825 год… 29 Мая в Святых Горах был о девятой пятнице… И здесь имел щастие видеть Александру Сергеевича господина Пушкина, который некоторым образом удивил странною своею одеждою, а например, у него была надета на голове соломенная шляпа — в ситцевой красной рубашке, опоясовши голубой ленточкою, с железной в руке тростию, предлинными чёрными бакенбардами, которые более походят на бороду; так же с предлинными ногтями, которыми он очищал шкарлупу в апельсинах и ел их с большим аппетитом, я думаю около 1/2 дюжины».
На святогорских ярмарках Пушкин как бы сливался с народом. С тем самым народом, который всецело владел его творческими думами.
Ведь героем его исторической трагедии был не Борис Годунов и не Дмитрий Самозванец, а народ, который движет историю, вершит судьбы государств и властителей. Почему непрочна власть Бориса Годунова? Потому что его не любит народ. Почему вначале силён Самозванец? За него народ. Сторонник Самозванца, боярин Пушкин говорит:
Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?
Не войском, нет, не польскою помогой,
А мнением, да! мнением народным.
Но Самозванец привёл на Русь иноземцев; его приспешники зверски расправились с ни в чём не повинным семейством Годунова, и народ в ужасе отшатывается от них. Когда у стен Кремля боярин Массальский кричит собравшейся толпе: «Что же вы молчите? Кричите: да здравствует царь Дмитрий Иванович!» — «Народ безмолвствует». И в этом грозном молчании народа — смертный приговор Самозванцу.
Думая о народе, стремясь глубже проникнуть в его душу, лучше узнать его меткий и образный язык, Пушкин не только читал исторические сочинения и летописи, но и подолгу бывал среди крестьян. Может быть, именно потому так правдивы, так жизненно верны народные сцены «Бориса Годунова», суждения и речи в них простых людей.
Вот как ведёт себя московский люд, когда в начале трагедии духовенство и бояре просят Бориса Годунова принять царский венец.
«Один.
Все плачут,
Заплачем, брат и мы.
Другой.
Я силюсь, брат,
Да не могу.
Первый.
Я также. Нет ли луку?
Потрём глаза.
Второй.
Нет, я слюней помажу.
Что там ещё?
Первый.
Да кто их разберёт?»