…еще от него хорошо пахло. Запах, который я учуяла еще в столовой, странным образом меня успокаивал, отвлекал от собственных страхов – и тогда, в классе, я только к концу урока спохватилась, что не испугалась срыва. Я обиделась, растерялась и не сразу нашла, что сказать, но не испугалась, что неуправляемые эмоции оборвут поводки.
Кажется, девочка выглянула из каморки.
Я втянулась в учебу. Влилась в незамысловатый ритм ежедневных занятий и редких выходных, тихо присутствовала в аудиториях… и очень удивилась, когда однажды доброжелательная Ноэль, одна из тех немногих, кто пусть не пресек травлю по первости, но и не поддержал, подошла ко мне возле столовой и сказала:
– Ты извини за то, как у нас тебя встретили. Сама не знаю, что на наших девчонок нашло!
Это было неожиданно. И неожиданно приятно. И я почти не покривила душой, ответив:
– Ничего страшного. Бывает, – и позволила одногруппнице утянуть себя за общий стол.
Да так там и обосновалась.
К тому же я-то немного подозревала, что на них нашло. Моя семья желала знать, как я поведу себя в критических условиях – и обеспечивала мне эти условия. Жестоко, но, наверное, необходимо.
Мало какие родовые маги в наше время не знают проблем того или иного порядка. Великая сила – великая ноша. И проблемы у всех разные. И способ справиться с ними для каждого – свой. И пока подберешь нужный ключик к ларцу… несколько предыдущих обязательно сломаешь.
Я понимала, что со мной делают и для чего. Но понимала еще и то, что странным образом улучшение в моем состоянии случилось с появлением в моей жизни Ричи Феррерса. И это… смущало. Я не понимала, как должна это воспринимать.
Положа руку на сердце, я не могла даже откровенно сказать, что он мне нравится. Нет, ну нравится, конечно, ничего плохого он мне не сделал, но не в том же смысле! Мне все это не интересно, да и вообще – не до того!
Родители твердили, что гордятся моими успехами, тьютор хвалил стремительный прогресс. И мне просто неловко было им признаться, что дело-то вовсе не в моей внезапно проснувшейся силе воли. А…
Впрочем, в чем дело, я и сама пока не поняла.
А потом вдруг как-то неожиданно, рывком, приблизились зимние каникулы. Одним прекрасным утром я вошла в аудиторию и обнаружила, что одногруппники радостно и возбужденно что-то обсуждают. Решив, что меня это не касается, я уже собиралась тихо-мирно пройти на свое место, не привлекая внимания, как вдруг Алан Плай заорал через всю аудиторию:
– Эй, Ильза, а ты едешь?
– Куда? – невозмутимо уточнила я.
Алан, притворяющийся бестолковым несерьезным лоботрясом, почему-то напоминал мне мурену в засаде. Тот Алан, который иногда выглядывал из глубины созданного образа, мне нравился – он был хищным, внимательным и опасным. От того же Алана, который был представлен вниманию общественности, я старалась держаться подальше – слишком шумный. Мне больше импонировала маска того же Ричарда Феррерса – молчаливый, туповатый увалень.