Лишь молчаливые кивки были ответом на этот простой на первый взгляд вопрос.
Она еще сильнее сжала мой воротник и касаясь уха губами прошептала:
– Ты еще не решил, ты только готовишься к сдаче, к тому, чтобы опустить руки. Это и есть тот самый момент, который меняет судьбу. Ни позавчера, ни вчера, и даже не сегодня утром. Все решается в тот самый миг, когда ты готов отступить. Неважно, в ежедневной вылазке, или в сражении, к которому готовился последние 10 лет. Когда тяжесть навалилась свинцом, и каждый шаг дается как последний метр для марафонца, когда тьма длится пятые сутки, и надежды уже не осталось. Именно тогда и стоит достать последнего джокера из рукава своего старого, но проверенного временем плаща, и повторять, помня о главном:
«Поэты не пьют американо».
Секунд двадцать мы напряженно смотрели друг другу в глаза, потом ее хватка ослабла и она отодвинулась.
Так мы сидели еще минут пять. Потом она встала.
– Ладно, приходи вечером в «Б2». Эспрессо будем варить…
Пожав на прощанье руку, она накинула куртку и исчезла за порогом «Думы», оставив меня наедине с последней чашкой недопитого американо…
Поэты лишь отражают мысли Бога.
Буддийская притча
Теплым майским днем две тысячи десятого Гаврош должна была принять участие в концерте фонда “Подари Жизнь”. Как и положено делу, имеющему цели по-настоящему благие, фонд поддержали все, учитывая авторитет и красоту Чулпан – как внешнюю, так и внутреннюю, а главное, ее незапятнанное закулисье – что ныне редкость. Все – это значит от самого низа до самого верха. То есть на концерт помимо просто зрителя как такового должны были приехать множество официальных лиц, включая Губернатора и Президента. А значит, проникнуть в зал заранее было невозможно.
Мероприятие было назначено в самом центре Питера, в Михайловском театре.
Побродив по площади Искусств и намотав три круга, обходя памятник Поэту, облюбованному вездесущими голубями, я уперся в Здание Русского Музея, где не бывал уже лет десять.
Подумав, о том, почему не скоротать время за приобщением к классическому Искусству, я купил билет и шагнул в царствие русской живописи.
Переходя из зала в зал, где можно было лицезреть классику – от волн Айвазовского, до яркой луны Куинджи, путь постепенно привел на второй этаж корпуса Бенуа к Черному квадрату Малевича. Как ни странно, в этом зале никого не было.
Задержавшись у картины минут на десять, я напряженно вглядывался, силясь понять глубину и посыл шедевра.
Отошел шагов на семь, оглядел издалека. Потом подошел поближе, почти в упор, силясь поймать какие-то энергетические потоки (читал в одной книге, что истинные ценители могут с закрытыми глазами почувствовать шедевр по его энергетике). Все было тщетно.