Это странное чувство – ты знаешь, что у Гавроша все серьезно. Вроде мелочи – но без мелочей, вроде все не так важно, и очень важно. Я видел только, что наши все почему-то смеются, но излучают поддержку и благожелательность. Постепенно пришло ощущение, что ничего страшного не произошло (или в любом случае уже произошло). Пели мы все громче и яростней, и по рок-н-ролльному.
«Встреча была коротка, в ночь ее поезд увез…»
Я перестал стесняться и под конец чувствовал себя все вольготней и свободнее.
К моменту окончания песни рубашку можно было выжимать, но я наконец понял суть, понял то, зачем они летят в этот Космос. Мы были счастливы и исполнены решимости продолжать.
Но все прервал назойливый, не к месту появившийся официант. Он неожиданно возник впереди, обломав кураж, сделал страшное лицо, махал руками и показывал куда-то вглубь зала. Чайка отошла разбираться, а я присел отдохнуть. Вернувшись, Чайка сказала, что директору кафе, коим оказался дородный дядька, не понравилось наше творчество, а несколько посетителей так даже соизволили покинуть заведение, а посему нам напрочь запрещено продолжать пение.
Сев за стол, мы проклинали на чем стоит заведение и его руководство.
Вечер подходил к концу, кто-то позвал негодяя-официанта, мы расплатились, поднялись и пошли к выходу. Только Гаврош сидела, задумчиво глядя на залив.
Неожиданно она встала, спокойно подошла к микрофону, вдохнула… и спела
Всего 2 строки. Но громко, очень громко и сочно.
«Тропикана-женщина горяча и бешена,
А внутри соленая словно кровь текила-любовь.»
Воцарилась мертвая тишина. Почему именно «тропикана» я не знаю. Нет нужды вдаваться в подробности. Я поглядел на дородного дядьку. Он как-то поник, втянул голову в плечи. Он хотел встать, нелепо дернулся, но почему-то не смог. Сидящие рядом блондинки хлопали глазами и губы их как-то сами собой приняли искривленное и обиженное выражение.
В воздухе ощущался почти материальный сгусток мощи, сносящий на своем пути любые преграды…
Никогда в жизни не видел более гуманной и изощренной расправы, беспощадной, неудержимой и красивой.
Официанты застыли со своими блокнотами, посетители переглядывались и перешептывались.
Мы стояли с открытыми ртами, все заняло секунд семь.
– Не бросать же вас, молодежь…, – процедила Гаврош и пошла вразвалочку к выходу, засунув руки в карманы штанов.
Мы переглянулись и тоже пошли на выход с видом бойцовских петухов и с гордо поднятыми головами.
Правда теперь я могу выйти перед сотней-другой, и нет той дрожи в коленях.
Ведь тропикана-женщина всегда со мной.