Так что возраст – понятие очень-очень относительное. Просто нет в нем вообще почти никакого смысла. По крайней мере, не тот, что вкладывают в него обыкновенно люди.
К слову, я в своем роду считаюсь… хм, не совсем совершеннолетней. И от возраста это никак не зависит. Просто я еще не умирала ни разу.
Но, как бы там ни было, в глазах людей возраст часто действительно много значит. Иногда разница в какой-то десяток лет может показаться кому-то фатальной. Что уж говорить о моих сотнях…
Лешка тяжело вздохнул.
– Ну… понимаешь… – он опустил глаза. – Ведьма там, Баба Яга, вот это все – это ничего, это бывает. Но вот то, что ты старше моей мамы и Брежнева помнишь – это… ну нет, я как-то не готов…
Он беспомощно поднял на меня глаза, и я все поняла.
* * *
– Ну, знаешь, – Жюли смотрела на меня с осуждением, – вот об этом lavette[5] бы я точно не стала жалеть. И об этом baiseur[6]… как его, Максе? На кой тебе сдались эти неудачники?
– Подожди, – остановила ее Арису, – так все дело в дурацком розыгрыше? Он что, так и не помирился со своей Алиной?
– Не помирился, – вздохнула я. – Макс на ней женился потом, всем курсом отмечали. Но на самом деле дело не только в ней… и не столько. Еще всякое было… конечно, Макс с Ларисой стали распускать про Константина слухи, что он со студентками… в общем, его репутацию в универе я тоже погубила. Но дело и не в этом тоже. Мы там на самом деле потом еще много чего нашли. И Константин, по-моему, вообще забыл про свою Алину. Очень ему интересно было. Но… помните, я говорила про Гошу? Ну вот. Я все время думала, что с ним делать. Гоша все-таки – не чужой мне скелет. Ну не могла я позволить выставлять его в музеях! Не могла и все. И когда мы собирались уезжать… в общем, я его сожгла. Вместе со всей его амуницией. Никто ничего не успел сделать, все было мгновенно – я перенесла туда пламя из печи крематория. Надо было, конечно, выбрать другой момент, может, подождать… Не подрассчитала немного, занялись в итоге константиновы бумаги, записи, черновики, дневник раскопок… часть находок он сам успел вынести из горящей палатки. Тушили все вместе, бегали с бутылками к ручью… Я честно хотела просто переместить туда воду, чтобы потушить все разом, но… Это бы уже точно все увидели, и никак бы было не объяснить. Не собиралась я его бумажки жечь! Просто… так получилось. А Константин… он каким-то образом все равно понял, что это я палатку подожгла. Догадался по моему виду, что ли? Не знаю. Он, кажется, вообще решил, что я пыталась его убить. Хотя даже попытка убийства в его глазах – не такое преступление, как… Понимаете, я спалила его работу, которая была для него куда важнее и этой Алины, и вообще, по-моему, всего на свете. Вот такое он уж точно никогда бы не простил… Диссер свой он, конечно, все равно потом написал – уж не знаю, на каком материале. Но меня ненавидел, кажется, так, что просто мог бы убить, если бы это не каралось по уголовному кодексу. Я для него – само зло во плоти, исчадие Ада, несущее смерть и разрушение. Как-то так.