Светка не звонит. Я звоню детям, но они не берут трубки. Мама велела, наверное… Уж Олька бы трубку точно взяла. А Ленька мне сломанную ногу не простил еще, наверное… А, может, никогда уже и не простит.
Их нет, и я осознаю, что нет больше моего дома. В груди тяжело и пусто одновременно.
Почти две недели я только сплю, ем, пялюсь в потолок, и порой переругиваюсь с любимыми ведьмами. Мне кажется, они делают ставки, когда я возвращаюсь из магазина. Специально беру прозрачный пакет. Когда ведьмы не видят в пакете бутылки, их взгляды гаснут, разговоры становятся тише. Ну, не спиваюсь я. Не спи-ва-юсь.
Пытался найти работу, но нет никаких сил рассказывать, что я инициативный, трудолюбивый, креативный, еще черт знает, какой… Об этом я с жаром говорил шестнадцать лет назад. А сейчас не могу.
Когда в очередной раз пересматриваю семейные фотки, приходит, наконец, осознание, насколько скоротечна жизнь. Вот, Леньки нет еще, мы со Светкой молодые, загорелые. Вот Леньке два, а следующий понедельник – уже пятнадцать. Плей Стейшен все равно ему купил, если трубку не возьмет, оставлю под дверью квартиры и убегу. Благо, через два квартала отсюда поселились, я их уже вычислил.
Как-то быстро все. Слишком быстро. Нахожу на голове два седых волоска и долго-долго смотрю в пустоту. Так вот она – жизнь? Я все быстрее, быстрее, быстрее, а она все равно меня обгоняет.
На следующий день смотрю из окна на трех ведьм, и мне неожиданно становится их очень жаль. Что же у них, даже кота нет, если они к этой лавке приросли? И заняться, выходит, нечем. Они встают, чуть проходят вдоль дома, а потом замирают у липы. И долго-долго водят носами, улыбаются, как девчонки. И вдруг за платками, платьями, косынками и морщинами я действительно вижу девчонок. Было время, когда и они жили. Не следили за чужой жизнью со своего наблюдательного пункта, не смотрели ее по телевизору, а по-настоящему жили. Совсем, как я.
От избытка чувств срываюсь в магазин и покупаю любимым ведьмам по мороженому. Из рук берут его недоверчиво, хитро щурясь.
А я ложусь спать почему-то умиротворенным, будто только увидел жизнь и ее понял.
В пять утра просыпаюсь от стука в стенку. Выхожу на лестничную площадку, пытаюсь не убить Антонину Семеновну. Она лепечет что-то про то, что не спала, кутается в потертую ночную рубашку, пытается завязать на удивление длинные волосы в привычный пучок. Я, так и не поняв, чего она хочет, иду за ней в ее квартиру.
Пахнет корвалолом, травами и…кошачьим кормом. Значит, не одинокие мои ведьмы. Хотя бы коты с ними уживаются.