Возле подъезда меня уже ждут три любимых фурии: Антонина Семеновна, Полина Максимовна и Степанида Сергеевна. Дорогие мои ведьмы. Хранительницы нашего дома. Клянусь, они уверенны, что на их согбенных хребтах все и держится.
Когда я выхожу из такси, они даже вскакивают с лавки. С интересом заглядывают в багажник, а потом визгливо и надрывно хохочут. Мол, непутевый, он и есть непутевый. Сначала, вот, жена ушла и детей забрала, теперь с работы поперли. А что дальше-то? Что дальше? Сопьется – это уж наверняка.
Степанида Сергеевна – гадское, отличное подходящее для нее имя – сразу вспоминает о внучатом племяннике ее свояченицы. У того вот так тоже все под откос пошло, потом он пить начал, потом вовсе бомжом стал, а в итоге даже кого-то убил.
«Не бабку ли из своего подъезда?!» – рявкаю я, пытаясь ногой придержать дверь – в руках три тяжеленых коробки, от них у меня уже дрожат руки. Мои любимые ведьмы и не думают помогать. Дверь пружинит, шарахает мне по лбу и по носу. Бабки визжат, вызывают «Скорою», очень активно меня хоронят. Я считаю минуты до своей смерти: от сотрясения, от разрыва аневризмы, от кровотечения, от заражения крови…Остальных версий уже не слышу, надоело.
Смерть не приходит, а я сижу прямо на асфальте в окружении документов из своих коробок. Из носа льется кровь, а из глаз слезы. То ли больно, то ли бабки, то ли еще чего.
Мужик со «Скорой» помогает мне с коробками, долго осматривает. В итоге кладет на нос пакет замороженной фасоли и, попрощавшись, уходит. Я лежу на диване до тех пор, пока ледяные капли с фасоли не начинают мочить окровавленную рубашку.
Вспоминаю, что ужасно хочу есть и долго зову кота. Нет, его есть, я, конечно, не собираюсь. Просто не привык еще ужинать в одиночестве. Кота нигде нет, а я долго пялюсь на раскрытую форточку. Олька же мне говорила ее закрывать… Обещала, что говорить со мной перестанет, если я ее Фуфика потеряю. Ленька тоже мне не простит пропажу рыжего троглодита. Леньке хоть и четырнадцать уже, но он иногда в детство впадает. Особенно часто это происходит, когда он играет с Фуфиком. Обожаю эти моменты. Ленька снова кажется мне беззащитным, и я чувствую, что все еще ему нужен.
Вытираю мокрое от слез лицо полотенцем и ложусь спать. Прямо в одежде, в заляпанной рубашке. Не поевши. Светка бы сказала, что я совсем одичал.
На следующий день иду к любимым ведьмам на поклон: их лавка со стороны моего окна. Может, Фуфика и видели. Бабки снова визжат, хохочут. Мол, рожа у меня страшная с разбитым носом. А говорить хоть что-нибудь отказываются. Я ведь невежливый и вообще ирод.