Я тащу своим ведьмам цветы. Каждой по букету роз. Они улыбаются, отмахиваются, а баба Поля велит хорошо работать и не расстраивать ее внучка.
В обед я наконец-то решаюсь разобрать документы с работы. В файле вместе с отчетом оказывается записка: «Па, мы переезжаем на Строителей 15, 3 подъезд, кв 48. Мамы нет с девяти до восьми. В школу мы теперь ходим 1803. На сотовый не звони, мама бесится»
И снова реву. До чего уж у Леньки корявый почерк. Весь в меня. Бегом несусь на Строителей, становлюсь перед мелкими на колени. Ленька не сразу верит, что я не видел записку. Но тоже ревет, прямо как маленький. А Олька все визжит и скачет вокруг. В следующий раз обещаю ей принести фотографию Фуфика.
Возле моего подъезда, как обычно, сидят любимые ведьмы, а с ними кто-то четвертый. Подхожу ближе – Светка. Ее губы дрожат, глаза на мокром месте.
Степанида Сергеевна говорит, что Светку у работы дожидалась. А там ее поймала, да привела сюда, рассказывать, как я мучаюсь.
Светка встает, подходит ближе и долго – долго говорит, что я непутевый. Я киваю, киваю, пока мои ведьмы не начинают кричать: «Да целуйтесь уже!». Мы целуемся. Ко мне снова возвращается дом.
Я чиню старушкам краны, хожу к ним на чай, ношу цветы и продукты. Никогда им не признаюсь, что дразнил их про себя ведьмами. Пока они безоговорочно уверились в том, что я всегда звал их любимыми феями.
Мама Моти была очень экстравагантной женщиной. Она любила яркие наряды, крупные украшения, пряные духи и вычурные имена. Наверное потому, что саму ее звали Инессой, свою дочь она всенепременно решила назвать Матильдой.
Но дочурка с самых ранних лет мало оправдывала гордое, почти королевское, имя. К пяти годам Матильда отчего-то располнела и перестала влезать в элегантные платьица, что мать сама ей шила. В шесть, за пару дней до своего первого Первого сентября, Матильда прихорошилась и обстригла челку почти под самый корень. Полненькая, лопоухая, кривозубая, с жесткими волосенками на лбу, торчащими во все стороны – девчонка скорее походила на ежика, чем на Матильду.
Прекрасную Инессу добило то, что девчонку в школе стали называть не Матильдой, а Мотей. Совсем просто, как какую-то деревенскую собачонку. Инесса пыталась украшать непослушные Мотины волосы крупными заколками из бисера, но дочка их почему-то все время снимала.
Вместо леопардовых платьиц в подростковом возрасте Мотя полюбила джинсы и длинные футболки. Одна была для матери отрада – Мотя красила губы только алой помадой. Хоть один признак благородства Инессе сохранить удалось. Мотю замечали, и это было самое главное.