В ответ она распускает волосы дав им рассыпаться по бледным плечам.
— Вспомнила, как сильно тебе нравились длинные.
— И решила ещё и таким образом надо мной поиздеваться? Браво.
— Кев, ты в порядке?
Я снова посмотрел на неё, но в этот раз потрудился сделать взгляд таким, чтобы она сама осознала ебанутость своего вопроса.
— Я уже в третий раз переживаю собственную смерть, оказываясь на сраном выпускном, постоянно сталкиваясь со своей сраной шлюхобывшей, а потом снова и снова просыпаясь как ни в чём не бывало! Как думаешь — я в порядке? А? Чё не отвечаешь-то? В порядке я, блять?!
— Ты же знаешь, что это не смерть, — непривычно тихо ответила она.
— Да. Нет. Я не знаю. Сука. Впрочем, даже если я и не умираю на самом деле от этих тачек, то в этот раз наверняка откинусь от ножевого.
— Ножевого? — её глаза наполнились таким искренним беспокойством, что я почти поверил, что у неё есть чувства.
— Тебе-то что? Ты только об этом и мечтала. Вот, получите-распишитесь, — сказал я и схватился за как по заказу отдавшийся дикой болью бок.
Руфь спрыгнула с парты и подошла ко мне. Она медленно поднесла руку к моей рубашке и немного робким, но до идеала отточенным движением, приподняла её край, обнажив окровавленные бинты, обмотанные вокруг моей талии. Я сохранил равнодушно-отвращённую гримасу, но отчётливо почувствовал, как сердце забилось в несколько раз чаще, будто пропустив пару ударов. Её прикосновение словно пронзило меня электрическим разрядом, и я тут же потерял способность двигаться, мыслить и членораздельно разговаривать.
— Кев, зачем ты так… — прошептала она.
— Не притворяйся, что тебе не похуй, — отмахнулся я, собрав волю в кулак.
— Мне не похуй, — она с серьёзным лицом заглянула мне в глаза.
— Может, тебе было не похуй, когда ты трахалась с другим чуваком? Или когда не пришла на выпускной, хотя обещала? Или когда твой брат заносил мне мои сраные вещи, потому что ты зассала сделать это сама? Тогда тебе тоже было не похуй?
Я почувствовал, что к горлу подступает отвратительный ком, и дышать снова становится тяжело. Но я старался не отрывать взгляда от лица Руфи и наблюдал в нём небывалые метаморфозы. Её губы подрагивали, а голубые глаза покраснели и наполнились слезами. Она стояла передо мной, длинноволосая, растрёпанная и почти плачущая, и внутри меня будто что-то умирало каждую чёртову секунду. Я был убеждён, что никогда не видел её такой, и одновременно — что сейчас передо мной стояла она, более настоящая, чем когда-либо. Вдруг я почувствовал, как её черты начинают двоиться и расплываться перед моими глазами.