Дарсата закрыла ладонью рот, чтобы не разрыдаться в голос. Осарте нельзя показывать слабость, нельзя показывать слез. Не в силах удержаться, она выскочила из шатра в непроглядную ночь. Снежный заряд ударил в лицо, талая вода смешалась со слезами.
— Амаканга! Сестра! О Арта, зачем ты так жесток!
Дарсата босиком ринулась вниз к реке, не чувствуя колючек сухой травы под тонким покрывалом снега.
— Амаканга!!!
— Дарсата… — пришел неожиданный ответ. — Дарсата… — тяжело вздохнула ночь. — Где ты… сестра?
— Здесь! Я здесь, Амаканга!
И Дарсата ступила на лед.
Июнь 1922 года
Амаканга не видела потолка, но чувствовала, как он давит на грудь. Она пыталась оттолкнуть его руками, но руки налились свинцом. Амаканга давно не обращала внимания на вонь гнилой соломы и испражнений, она свыклась, сжилась с разваливающейся хибарой. С тьмой.
Иногда на стене появлялось светлое пятно — сквозь грязное окошко пробивался дневной свет, но потолка Амаканга все равно не могла разглядеть. Она его чувствовала, и дыхание с хрипом вырывалось из придавленной груди.
— Дарсата… Сестра… Где ты?
Иногда с потолка к ней спускались видения: знакомые лица что-то спрашивали, требовали, просили. Корчились убитые враги, останавливались взгляды погибших друзей. Одних она узнавала, других силилась вспомнить, но память предательски ускользала речной рыбой сквозь пальцы.
Молодой мужчина с усами и короткой бородкой. Лицо приятное, озабоченное. Заглядывает в глаза, а из-за его спины летят в Амакангу снежинки. Вот он крикнул в сторону. Появился еще один человек: всклоченная борода, из-под лохматой шапки собачьего меха глаз не разобрать, рот открыт от удивления. Господский кагар, не иначе. Точно! Кагар, а тот первый — его господин. Даниил Шпарь.
Имя она узнала потом, когда перебесилась, когда поняла, что назад пути нет. Когда… Он был терпелив, добр. И нежен. Ухаживал за Амакангой, пока та оправлялась от раны. Учил языку, сам пытался усвоить язык сарматки. Потом предложил стать женой. Терпеливо ждал несколько лет, пока Амаканга поняла — здесь, чтобы выбрать понравившегося мужчину, не надо убивать трех врагов. Она решила, что хватит и тех, которых она победила в своем мире.
О Арта! Но почему она так долго думала? Новое племя — голодное, злое, все разрушающее — наскоком ворвалось в их жизнь. Даниил говорил, что они с дикарями одного народа, только Амаканга видела яростных варваров, абсолютно чуждых ее возлюбленному, и знала точно — они победят. «Весь мир насилья мы разрушим!» Амаканга знала, что значит противостоять дикой орде в одиночку. Она билась рядом с мужем, как положено сарматке. Их разделили и пленили поодиночке. Даниила расстреляли из ружей с расстояния десяти шагов, как скифы расстреливали из луков раненых параласпайнов. Окровавленный труп Даниила привязали к лошади и поволокли по степи, а ее повалили на спину у кирпичной стены, изрешеченной пулями. Она осталась жива, но потрясение повергло ее в безумие, превратило в старуху.