Посейдон не мог признаться в своей слабости, но взлететь над палубой было выше его сил.
— Лучше уж корабли да пираты, чем… — угрюмо произнес он.
— Спасая любимую, не думают о себе, — заметил Гермий.
Удар был ему ответом на дерзкие речи. Однако посланник богов птицей поднялся к небу, и кулак атлантида рассек воздух.
— Солнечное море тебе не подвластно! Даже Зевс не может распоряжаться судьбами местных народов! — продолжал Гермий. — Пиратам наплевать на твою силу, величие Атлантиды, мощь Олимпа. Они видят только добычу и придут за ней.
Секира повелителя Атлантиды полетела в наглеца. Гермий ловко поймал ее за рукоять, опустился на палубу. Команда корабля подняла оружие: похоже, задета честь их повелителя, их капитана. Но суровые лица моряков не произвели на Гермия должного впечатления.
— Хочешь боя? — не унимался он. — Там, — подняв руку с секирой, он указал на искривленную линию земли, — сестры граи охраняют свою любимую Медузу. Иди и выплесни гнев на них, если вздумают преградить тебе дорогу.
Гермий протянул рукоять секиры атлантиду.
При упоминании о демонах в женском обличье бывалые мореходы тревожно заозирались, кто-то незаметно совершил оберегающий жест и прошептал заклятие. Теперь у Посейдона не оставалось никакого выбора: либо он отрекается от любимой, поворачивает корабль вспять, либо осеняет себя славой неустрашимого бога, покорившего и море, и небо.
— Хорошо! — громко произнес он, чтобы слышали все на палубе. — Мы летим! Прямо сейчас!
Лицо Гермия осталось невозмутимым. Он тут же открыл свою котомку и достал вторую пару золотых крылатых сандалий.
Белый, пышущий жаром шар солнца достиг зенита, когда они с Гермием опустились у скалы в двадцати шагах от входа в пещеру и затаились. Посланник богов быстро спрятал крылья сандалий под холщовыми обмотками, чтобы не мешали при ходьбе. Посейдон последовал его примеру. Небесное путешествие завершилось. Еще, конечно, предстоит обратный путь, но это будет потом, а пока можно перевести дух.
— Почему мы прячемся? — шепотом спросил атлантид. — Нас наверняка уже заметили.
— У них чуткий слух, но глаза почти ничего не видят. Афина ослепила грай неугасимым пламенем, обожгла их лица. — Гермий на секунду умолк, собираясь с мыслями, и вдруг продекламировал: — Несется навстречу горгонам и грайям от Олимпа та тучка в радугах. И сверкает в ней что-то чудно: сама Паллада золотой дождь солнца на щит берет, мечет жгучее золото в глаза сестрам грайям. Ослепила три Бури. Застонали, завыли…[2]
— Хватит! — прошипел Посейдон сквозь зубы. — Что это за ерунда?