Он поднялся и двинулся к двери.
— Ты куда? — спохватилась Лиза.
— Пивка захотелось. Светлого. — Макар достал из кармана заработанную сегодня пятерку, подсчитал мелочь. — Крымского.
Дрожащие пальцы девушки коснулись его запястья. Макар улыбнулся:
— Не бойся, мышка моя. — Он обнял ее, целуя в щечки и в губы. — Солнышко мое, — вздохнул он, зарывшись носом в густые русые волосы. — Устал я что-то, наработался. А это… Ерунда все это. Переживем…
Тех, кто ввалился в его дом, Макар увидел сразу, как только вошел в бар. Рустем — из бедных татар, у которых не было денег на постройку хороших домов и жили в «коробках» из ракушечника. На его ногах — кирзовые сапоги. Второй — Серега Сивый, по прозвищу Афганец, отсидевший пять лет за грабеж, — поношенные кроссовки «Найк». И третий — Сухолист, местный пьяница, — теплые ботинки с рубчатой подошвой.
— Пива крымского светлого, — заказал Макар, не глядя на Любу.
— Сколько? — спросила она равнодушным тоном.
— Пол-литра в стекле.
— Это Рустем с Сивым к тебе вломились, — шепнула Люба, выставляя бутылку на стойку.
— Открой, — попросил Макар, слушая вполуха.
Он рассчитался и направился к выходу из бара. По пути приветствовал налетчиков поднятием бутылки. Рустем едва заметно кивнул, быстро отведя взгляд. Сивый презрительно скривил губы, а Сухолист готов был лезть под стол, чтобы не попадаться на глаза кузнецу.
В холле старой усадьбы толстая Маняшка орудовала шваброй, вытирая грязные следы.
— Чтоб вы провалились, — бормотала она, полоская тряпку в ведре парующей воды. — Ходят взад-вперед водку свою лакать. Шоб она вам боком повылазила.
Маняшка бы орала в голос, если бы видела своего Сухо-листа в баре. Еще не вечер, как говорится.
Завидев Макара, уборщица замерла с открытым ртом — белый локон прилип к красному лбу. Ясно, что вся деревня уже в курсе происшествия. Возможно, односельчане ждали, когда кузнец пригласит к себе участкового и начнется следствие. Вот и Маняшка знала, кто залез в дом Зотова, и, столкнувшись с ним в холле, ждала от него расспросов о благоверном.
— Назим не уходил? — спросил Зотов.
Уборщица хлопнула ртом — кузнец спросил о другом, что на секунду сбило ее с толку.
— Он раньше семи не уходит, — пролепетала Маняшка.
Зотов отхлебнул пива и поднялся на второй этаж в парикмахерскую. Заходить с бутылкой в руках не стал. Допил пиво и бутылку опустил в урну перед дверью. Маняшка заберет.
Смесь запаха одеколонов напоминала Макару детство: душистое мыло, горячая вода, мама натирает полотенцем свежестриженую голову. И потому Зотову нравилось бывать здесь.