Мой надгортанник – трепещущая колибри. И сердце вторит ему каждым ударом.
Я вдруг вспоминаю реакцию Бека в день нашего знакомства. Он увидел конверт с маминым абонентским ящиком, потому посмотрел на письмо и сказал: «Хм-м».
Приглядываюсь внимательнее – буквы на бумаге сильно отличаются от привычного маминого подчерка. Я вспоминаю первую строчку первого письма, вместе с другими смятого в эпистолярный снежный ком. «Ответ на твое последнее письмо – нет». Затем пялюсь на письмо в своих руках, словно вижу его впервые. «Подумай что будет лучше для нее. Пожалуйста, измени решение».
– Это ты написала, – шепчу я.
Слова вырываются сами, на выдохе. Кэти смотрит на дорогу, на горизонт. Рот ее приоткрыт, в глазах слезы, но мне все равно. Я хочу причинить ей боль, ударить ее, протянуть руку и сунуть пальцы в глазницы.
– Мы спросили, можешь ли ты приехать, – говорит Кэти. – Когда Ив ответила «нет», я так разозлилась, что ручку с трудом держала.
– Но это бессмыслица, – бормочу я. Как бы ни было страшно собрать эту головоломку, я должна довести дело до конца. – Если ты написала письмо, то почему оно осталось у тебя?
Кэти уже в открытую рыдает, потирая растущий живот:
– О, милая…
И я сразу все понимаю:
– Скажи это, Кэти. Почему письмо осталось у тебя?
Мне нужно это услышать. Штука не станет штукой, пока я ее не услышу.
Кэти вытирает лицо и кладет ладонь мне на ногу:
– Мы очень любим тебя, родная. Прошу, поверь.
– Черт, да говори уже!
Она отнимает руку, вновь вытирает слезы, но их место тут же занимают новые.
– Она отправила его обратно, Мим. Ив отослала письмо обратно.
Из тела разом выходит весь воздух. И меня моментально настигают разрушительные последствия недельной диеты и прерывистого сна. Я на сто процентов измучена. Побеждена. Нет, уничтожена.
– Неважно, – вру я и прижимаюсь головой к прохладному окну. – Это ничего не меняет.
Трасса давно осталась позади. Мы безмолвно петляем по лабиринту проселочных дорог, праздно взирая на кукурузные поля Огайо. Я фокусируюсь на единственном, что в силах удержать меня от удара головой о приборную панель: на своих друзьях. Через боковое зеркало смотрю, как Бек шевелит губами. Уолт сосредоточенно взирает на собственные колени. Я даже лица его не вижу, только бейсболку. Наверняка в миллиардный раз собирает кубик Рубика. Боже, как же я по ним скучаю. Странно, если задуматься. Можно всю жизнь просуществовать, ни о ком не тоскуя, а потом три дня и – бамс! – ты уже не представляешь себя без них.
– Вот это я имела в виду, говоря о друзьях, Из.
Кэти смотрит на меня вопросительно: