Потом сверху тоже закапало – начинался дождь.
* * *
Зажгли костер, и гулянка разгорелась все жарче. Молодежь уже повыдохлась, многие разбрелись парами по роще, зато отцы и матери семейств, нагрузившись пивом и вареным медом, пошли плясать. Мать-земля каждый год заново проходит круг от невесты до матери и старухи, и в праздники ее молодости каждый может вновь ощутить себя молодым.
Карислава плясать была ловка и горазда, и толпа стояла тесным кругом, хлопая и подпевая рожкам. Многие выходили поплясать с ней, но принуждены были, выдохшись, уступить место следующему. Княгиня же находилась в самом расцвете сил – румяная, резвая, она не знала устали.
Но наконец и она удалилась из круга, освещенного костром, и села на траву – отдохнуть и освежиться. Ей поднесли воды в кринке, и она стала пить, глубоко дыша и еще посмеиваясь от возбуждения. Потом встала. После ловли венков Яра ни разу не попалась на глаза, и Карислава беспокоилась. Она так и не исхитрилась спросить, нравится ли той кто-нибудь из женихов: она избегала оказываться рядом с сестреницей, опасаясь, что их явное сходство выдаст тайну. Но теперь темнота позволяла побеседовать тайком. Беда вся была в том, что сама Яра уже куда-то затаилась. И дайте божечки, чтобы одна…
Карислава прошлась вдоль опушки, присматриваясь, кто где и чем занят. После борьбы в воде отроки подрастеряли пыл и разбрелись. Жировит, стянув и разложив на траве мокрую рубаху, сидел близ кустов в окружении своих товарищей; Людомир устроился рядом, что-то горячо толкуя младшему брату. То, что хотя бы эти двое оставались у людей на виду, отчасти успокоило Кариславу. Но еще больше ее успокоила бы встреча с Ярой.
У реки звучал девичий смех – наверное, полезли купаться. Карислава направилась в ту сторону. На отмели и в воде возле нее виднелись белые пятна, но разобрать, есть ли там Яра, в темноте не удавалось.
– Княгиня! – вдруг окликнул знакомый хрипловатый голос с берега.
Карислава обернулась. У начала тропы на отмель стоял Людомир – с прижатой к груди кринкой, за ним шли двое отроков, а двое сидели в лодке на краю длинной отмели.
– Пойдем прокатимся! – Людомир призывно махнул рукой. – Устал от визгу бабьего, аж в ушах звенит.
«От меда вареного у тебя в ушах звенит», – мысленно ответила Карислава. Даже в густых сумерках была заметна проступившая на лбу Людомира его знаменитая шишка – а значит, угостился он уже щедро.
Она заколебалась: чем развлекаться, хотелось бы сперва отыскать Яру.
– Пойдем! – Волынский князь сделал два шага к ней. – На реке хорошо, прохладно… Потолковать с тобой хочу.