Иными словами, празднество, устроенное в новой столице, в Петербурге, яснее ясного указывало направление, в котором Пётр собирался действовать методами политическими.
Прусский посол, Аксель фон Мардефельд, был скучен и грубоват, хотя слыл дипломатом отменным. Все эти случки… ах, простите — матримониальные связи и перспективы он натурально презирал, но не учитывать их в анализе ситуации не мог, не имел права. В мире, где судьбы государств находятся в руках наследственных владык, все эти свадьбы-рождения-похороны занимали едва ли не главное место. Хотя монархи частенько плевали на узы крови, воюя с братьями и сёстрами, отцами и дядюшками, даже с родными детками, но макиавеллиевский цинизм ещё не пустил прочные корни в иных коронованных персонах. Таков был его король, Фридрих-Вильгельм. Но не таков, судя по всему, его наследник, Карл-Фридрих Гогенцоллерн. У этого принца, как в русской пословице про тихий омут, полным-полно чертей в голове, и посол крепко подозревал, что при новом короле Пруссии предстоит весьма насыщенная событиями жизнь. И если Пётр или его наследник собирается в будущем распоряжаться на германской кухне, то ему придётся либо считаться с интересами Пруссии, либо разгромить её, поделив на собственно Пруссию и Бранденбург.
Об опасности сего вполне вероятного манёвра Мардефельд уже отписывал в Потсдам. Реакция наследника, вероятно, разделявшего взгляды посла, ему неизвестна, а его королевское величество, увы, огорчил. Фридрих-Вильгельм настолько очарован личностью Петра, что не поведёт армию на восток. Зря. Именно сейчас было бы неплохо поставить Россию на место, пока она ещё зализывает раны после недавних войн.
Кстати! Россия уже практически год ни с кем не воюет!
Это неправильно. Если маленькая бедная Пруссия хочет не только выжить, но и сделаться арбитром в делах Европы — вместо России — она должна быть сильной. Сильная Пруссия невозможна при наличии сильной России, потому что сильная Россия всегда будет доминировать над Пруссией. Следовательно, Россию нужно чем-то занять, и, по возможности, при этом ослабить. Ничего лучше новой войны не придумать. Но — с кем?
Шведы до сих пор вздрагивают, вспоминая несчастливое царствование Карла Двенадцатого и первые годы правления его сестрицы Ульрики-Элеоноры. Персия только в прошлом году вынуждена была уступить России три прикаспийские провинции, и воевать за них снова не станет. По крайней мере, в ближайшие лет пять, пока персы сами не разберутся, кто им шахиншах. Китай? Очень смешно. Цинов никакими посулами не заманишь за Великую Стену, они предпочитают, скорее, быть сильными в одном месте, чем растягивать свои силы на необозримые пространства, подобно Чингисхану… Польша? Это ещё смешнее, чем китайцы, хотя бы потому, что посадили себе на шею саксонского короля, а тот хоть и плохой, но России союзник. Но даже если предположить невозможное, и представить, что поляки отрешат Августа от престола и выберут какого-нибудь тупого и воинственного гонорового шляхтича, то первый же польский удар по России станет последним. Пётр раскатает их в тонкий блин, слопает и не подавится, а чернь с правобережья Днепра его в том горячо поддержит. И, пока он будет рвать поляков с холки, в хвост им обязательно вцепится Пруссия. От такого случая округлить владения ещё ни один Гогенцоллерн не отказывался.