— Это, должен быть, двор Якима, — произнес Домаш. — Пятый от начала улицы. А, двор Перхурия, видимо, тот, — Домаш слегка повернулся и указал подбородком дальше по улице, — с новыми жердинами в заборе. Однако, я договорился, что и Яким и Перхурий будут ждать нас здесь, на дворе Якима.
— Ну, — вздохнул Дан, и замер на минуту прислушиваясь — не бегает ли во дворе собака… Если не считать Домаша, мало кто из хозяев в Новгороде не имел пса. Правда, все «четвероногие сторожа», которых Дан видел, казались ему, мягко выражаясь, какими-то некрупными. За исключением пса у Марфы Борецкой. Огромный, лохмато темно-рыжий, похожий на кавказскую овчарку из далекого будущего, он всегда глухо ворчал при виде Дана и, слава богу, что его в это время держал за ошейник белобрысый Окинфий, слуга боярыни… Дан перекрестился, чем высказал удивленный взгляд Домаша — до сих пор Дан в особом религиозном рвении замечен не был, и произнес: — С богом! — Затем толкнул калитку в воротах усадьбы Якима.
Небольшой двор, дом-сруб, двухэтажный, прочный, побольше, чем жилище Домаша, изукрашенный по фасаду домовой резьбой, с деревянной головой лошади на коньке крыши; пристроенные к забору, являющиеся, как бы, частью забора — сарай и хлев, за ними дальше — отхожее место; маленькая будка для собаки, наполовину прикрытая каким-то, сколоченным из досок, щитом — оттуда доносилось угрюмо-недовольное ворчание; двухъярусная печка для обжига под легко превращаемым в закрытое помещение навесом — как и у Домаша, между домом и сараем. В сарае слышно, как вертится гончарный круг. По двору, вперемешку с прыгающими то тут, то там воробьями, бродит с десяток мелких кур и несколько довольно жирных гусей, в хлеву слышно хрюканье свиньи — единственный двор в Новгороде, где Дан не видел никакой живности, если не считать за таковую иногда проскакивающих мышей — это был двор Домаша. Да, и то потому, видимо, что некому было ухаживать за этой самой живностью. Хозяйки у Домаша не было, работники занимались своим трудом, а у самого Домаша руки не доходили…
Нижний этаж-клеть, вероятно, использовался, как курятник-гусятник — Дан заметил, как в открытые двери-проем первого этажа постоянно заходят-выходят куры, а то и гуси. Возможно, первый этаж был разделен на несколько частей и еще, как-то, использовался. То есть курятник — гусятник занимал лишь часть его площади.
На дворе Дана и Домаша ждали два немолодых, а скорее, немногим за тридцать, новгородца. Один повыше ростом, массивный, широколицый, с большим хрящеватым носом и седой, стриженной в горшок, шевелюрой… Но борода и усы у него были темными. Второй пониже, потоньше, со светлыми волосами, удивительно ярко-голубыми глазами и светлыми же усами, и бородой. Одеты оба были непритязательно, в простые портки, заправленные в небольшие сапоги… — Небось сапоги специально надели, а так ходят в лаптях или поршнях, — подумал Дан… — и в простых рубахах. Только пояски, перехватывающие рубахи, у обоих были яркие и цветастые. И на головах у обоих красовались небольшие, мягкие и округлые, с маленькими отворотами, уборы.