— Интересно, — пробормотал Дан, — очень интересно. — И обратился к Домашу: — От кого, говоришь, мешочек?
— От вдовицы-молодицы, — повторил гончар. И ехидно добавил: — Видать, славная девица!
— Вдовица-молодица, — автоматически произнес за Домашем Дан и сразу вспомнил службу в церкви 3 недели тому назад. Он, Семен, Вавула с семейством и стоящая с девочкой статная новгородка. Новгородка с невероятно сине-зелеными глазами — озерами… Он, Дан, спрашивает у Семена, кто она. И пытается снова увидеть ее глаза. А потом, к концу службы, Дана отвлекают и когда он снова поворачивается, новгородки уже нет.
Встреча с владыкой новгородским произошла в палатах Софиевского собора, на территории городского детинца. Именно здесь находилась резиденция Ионы, чуть ли не самого влиятельного чиновника Господина Великого Новгорода.
… Дверь у входа преградил мощный крепкий человек в темном.
— К владыке, — прошелестел, сопровождающий Дана монах. Человек отступил в сторону.
Рослый худой мужчина… — Нет, стариком, Дан бы поостерегся его назвать… — лежал на узком ложе. Возле ложа, на простых деревянных табуретах, сидели двое служителей церкви. Лежащий и церковники о чем-то беседовали. При виде Дана слуги божьи, судя по одеянию — из церковных сановников, тут же прекратили разговор, встали и, молча поклонившись лежащему, вышли из помещения-кельи. Дан лишь скользнул по ним взглядом и зафиксировал их внешний вид — один был белес, узколиц, тонок и высок, почти, как Дан, ростом; второй плотен, темноволос, более широколиц и на голову ниже Дана.
— Садись, — уронил лежавший на ложе мужчина, обращаясь к Дану, и указал глазами на табурет рядом с собой.
— Старыми богами балуешься, — едва Дан присел, неожиданно, с укоризной, сказал мужчина. — Продаешь идолов на Торжище.
Дан напряженно застыл на краешке табурета.
— Тебя знаю, — тихо промолвил лежавший, — меня же зовут владыка Иона. — Владыка помолчал, а затем продолжил: — Однако, оставим купцам новгородским дела торговые. Я с тобой хочу поговорить о… — Дан с облегчением выдохнул и попытался незаметно подвинуться на табурете, чтобы усесться удобнее…
О чем с ним беседовал новгородский архиепископ, Дан не сказал никому. Ни тысяцкому Василию с посадником Дмитрием, пытавшимся узнать у Дана содержание разговора, его разговора с владыкой, ни Домашу, вроде как бы случайно заинтересовавшемуся здоровьем архиепископа. Домашним — Вавуле, Семену, Нежку и другим, Дан тоже не ответил на вопросы о владыке. Всех, кто спрашивал его о встрече с владыкой или задавал какие-либо наводящие вопросы, Дан с чистой совестью отправлял в покои Ионы в Софиевском соборе, сообщая им, что там они могут сами все узнать. И не потому Дан так делал, что глава новгородской церкви просил его об этом — не разглашать их беседу, хотя владыка и давал такой совет, а потому что большая часть их разговора касалась лично Дана и имела мало отношения к остальным. А та, что имела, была весьма нелицеприятна для них. Особенно для бояр. Ну, а в общем… Владыка Иона являлся самым настоящим патриотом Новгорода. Причем гораздо большим, чем Марфа Семеновна Борецкая со всем своим окружением, видевшем в Москве, в первую очередь, опасность лишь для своей боярской свободы. И для огромной боярской казны.