15.
— Задача у вас будет непростая. Но если кто и может справиться с ней — то это именно вы. Мальчики и девочки, которые прочтут вашу работу, должны полюбить свою родину и испытать глубокое, до коленопреклонения, восхищение перед её народом. А главное — они должны понимать, в какой стране живут, — царица поставила точку, несколько раз что-то подчеркнула, подколола к одной из стопок и отложила её в сторону. Поставила локти на стол, сложила пальцы домиком и глянула на профессора…
Иногда, не каждый раз, но довольно часто — по правде сказать, в отсутствие императора это бывало почти всегда — взгляд Её Императорского Величества становилось физически трудно выносить. Необыкновенно ясные глаза — очи! — невероятной, сказочной синевы… которую совершенно невозможно было сравнить с небесами, морем, звездами, или с чем там положено сравнивать синь подобной красоты поэтам, влюбленным и просто воспитанным людям, склонным делать комплименты прекрасным дамам. Пусть даже это La Belle Dame Sans Mercy… Нет, в глазах императрицы в эти моменты был только синий лед. И ледяная решимость, твердая, как алмаз.
Глядя в такие ясные, такие холодные глаза, Василий Осипович невольно каждый раз вспоминал с оглядкой ходящие по столице слухи. Опасливо озираясь, посетители светских салонов шептались, что мать императрицы была не вполне… здорова душевно. При этом обычно вспоминали пронизанную мрачной мистикой связь с пресловутым Штраусом и странную смерть ещё молодой тридцатипятилетней женщины. Также в салонах бесперечь поминали странности брата Её Величества…. Ну, а уж странностей самой Александры Федоровны хватило бы на целую книгу. И не самую тонкую. Возможно даже — в нескольких томах.
Те, кто хоть раз, хотя бы мельком заглядывал в эту необыкновенную синеву, с радостью бы поверили, что императрица безумна. К сожалению, дело было гораздо хуже: Её Величество давно уже миновала стадию обыкновенного безумия. И оказалась далеко за ней.
Такую вот решимость, ледяную, как воды Коцита, и абсолютную, как суд Божий, источали глаза террористов-народников, решившихся идти до конца.
— Наступает двадцатый век, профессор. Для Империи это будет время… ужасных чудес. Тяжелое время. Страшное. И на этом этапе государство российское не может себе позволить мягкое отношение к "пятой колонне". Ах, да, вы же не знаете… Это из древней истории. Как-то некий полководец осадил некий город, приведя к его стенам четыре колонны. Однако он говорил, что колонн у него пять, и пятая — уже внутри города. Осада длилась два с лишним года. А потом в городе случился мятеж. И полководец вошел в город — усилиями пятой колонны. Наша молодежь из образованных сословий, даже понятия не имеющая о том, в какой стране им довелось родиться, имеет несчастье сочетать евроцентризм с антиправительственными настроениями. И вдобавок… "национализм" и "шовинизм" в спутанном сознании нашей интеллигенции давно уже стали синонимами. А в последнее время к тому же знаменателю господа космополиты и интернационалисты стремятся свести и патриотизм. Не удивлюсь, если в следующей войне они будут поддерживать не Россию, а ее врагов. Призывать солдат бросить оружие и посылать врагу поздравительные адреса по случаю его побед… Империя не может это терпеть. И она этого терпеть НЕ БУДЕТ.