— Да, они такие. Некоторые вместо ласок кошек держат, — говорит Петровна. — Это правда. Ласка — смерть мышам. Ну, кушайте тут.
Петровна уплывает в темноту. И Соня думает, что мы ведь все уплываем в темноту. И по Петровне видно, что ее часть уже принадлежит темноте. Земле. Той земле, которая выдыхает в темноту демонов. Вечный спор неба и земли. Небо пробуждает из земли жизнь, вспенивает ее страстью, голодом, желаниями, но эти страсти и желания утоляются смертью. Смерть утоляет жажду жизни жить. И жизнь снова становится землей, чтобы снова быть разбуженной небом.
Рита в задумчивости ест сливу.
Тишина неприятно давит, слишком откровенная тишина.
— А где Игорян-то наш? — спрашивает Рита у Натальи.
— Поехал культурно просвещаться на какой-то спектакль в местный театр. Интеллектуал.
Некоторое время слышен только стук косточек.
— Интересно. А мог бы Игорян быть маньяком?
— Любой из нас мог быть кем угодно, — неожиданно звонко, с металлом в голосе начинает говорить Наталья. — Просто мы не знаем этого. Есть данность, и есть обстоятельства. А справедливости нет. Мы все живем за себя. И все мы плевать хотели на справедливость. Мы защищаемся. Только и всего. Убивать не из выгоды, а из страсти может только глубоко больной человека. Человек с пропастью внутри. Но это точно не Игорян. Внутри Игоряна нет пропасти. Внутри него крепкая дубовая доска. Да. Он довел жену до алкоголизма, но она могла этого не делать. Могла. Она сама стала жертвой. Жертва всегда сама решает, быть ей жертвой или не быть. Мы все кого-то убили тем, что мы просто есть. Вы можете осуждать меня, но я рада, что мой муж сдох. Потому что моя жизнь была адом. Пока этот урод бухал с алкашами, я боялась, что кто-нибудь из них изнасилует мою дочь, если я не вернусь с работы вовремя. А сколько раз он воровал мои деньги? А сколько раз в его комнате происходили оргии по ночам? Я могла убить его тысячу раз, и моя совесть была бы чиста. И теперь мне не стыдно сказать: я рада, что он умер. Теперь, когда вся моя жизнь прошла, я, наконец, могу пожить спокойно! И мне плевать, что ты, Соня, об этом думаешь. Мы все всё знаем, но молчим, потому что нам как-то надо с этим жить. У нас внутри и Каин, и Авель. У тебя тоже.
Соня неожиданно начинает чувствовать уважение к Наталье. Рита молчит.
— Вы правы, Наталья. Я облажалась. Мне стыдно. Простите.
Наталья неспешно выбирает сливу.
— Слава богу, Игоряну глубоко наплевать уже на все. Я не хочу его оправдывать. Я хочу сказать, что Авель виноват в грехе Каина тем, что потакал ему. Иногда Авель больше виноват, чем Каин.