Впрочем, эти мелочи его отнюдь не волновали. Он упивался счастьем полного познания мира. Разматывая клубок, от Гипотезы к тёмной материи, от неё — к энергии, а далее — к теории единого поля, Григорий не просто понимал теоретические основы Вселенной. Она, родимая, у него в мозгу буквально разворачивалась. Так что он мог спокойно её лицезреть. И в общем, и в деталях.
Так, например, он убедился в существовании жизни на Европе. На той самой, что вокруг Юпитера носится. Теория о разогреве Европы в результате вращения по некруговой орбите подтвердилась целиком и полностью. Григорий быстро разузнал, какую именно форму приняла здесь жизнь. Подобия глубоководных лишайников его не слишком заинтересовали, и он решил уточнить состояние дел в поясе астероидов.
* * *
Доктор войдёт в палату стремительно и как будто даже озабоченно. И только убедившись, что посетителей нет, примет свой обычный скучающий вид и перестанет торопиться.
Он осмотрит все приборы и графики, что успел нарисовать овощ, пока доктор отлучался. Заметит число «127.64» на какой-то распечатке и несколько раз стукнет по нему с досадой коротким толстым пальцем. Наконец, взглянет на овоща.
— Вот так, значит, да?.. — произнесёт с укоризной, не нуждаясь в ответе.
Ни черта он не слышит, уверен доктор. Лежит себе безмолвно и недвижимо. Вокруг стараются с десяток приборов: булькают, пищат, поскрипывают. Живут, в отличие от овоща. Выключи их — и с ним ничего не произойдёт. Разве что цвет лица немного изменится.
Чуть заслышав приближающиеся шаркающие шаги Гришиной мамы, доктор вскочит, сделает оптимистичное лицо и стремительно выйдет из палаты, столкнувшись с мамой в дверях.
— О! Доброго дня, Мария Анатольевна! А ваш-то, ваш! Сегодня совсем молодец! Вы, главное, не переставайте с ним разговаривать. Ему это очень нужно, поверьте моему опыту. А сейчас прошу извинить: срочный вызов к другому пациенту...
И доктор унесётся легким ветерком, не дав ей произнести ни слова.
* * *
Что он теперь такое — вопрос сложный. Кроме сознания не вернулось ничего. Никаких физических признаков наличия себя самого он не обнаружил.
Зато сразу почувствовал преимущества такого состояния. Тело ни в малой степени не беспокоило мозг такими глупостями, как голод, холод и мигрень. Перестало волновать всё, связанные с существованием лично Григория. Мама, ученики, коллеги, вот бы на море, коммуналка опять выросла... Всё это потеряло всякий смысл и значимость в связи с утерей физического себя.
Мозг с благодарностью принял высвобождение ресурсов и бросил их на любимое дело — постижение внешнего мира. То есть, это раньше мир был внешним. А теперь он уютно расположился внутри. Все и любые факты, слышанные им когда-то, давно утерянные в повседневной суете, теперь возвращались в активную память и укладывались кирпичиками Вселенной, что продолжала расти в его голове, в точности копируя ту, что размещалась когда-то вокруг утерянного тела.