Акселя догнал посыльный с узла связи:
– Вас срочно просит к телефону Рига…
Это, конечно, молодчина Лебеншютц – он всегда славился тем, что умел быстро поворачиваться, в офицерской школе его не зря звали Молнией.
Аксель взял трубку, назвался и услышал знакомый голос Лебеншютца.
– Ты извини меня, но из твоей радиограммы я не совсем понял, чего ты от меня хочешь? – не здороваясь, начал Лебеншютц, и в его голосе Аксель почувствовал какую-то напряженность.
– Мне нужен совет. Я ведь подчинен тебе, – ответил Аксель.
– Признание важное, но запоздалое. Я вижу: московская мода докатилась и до тебя.
– Какая еще мода? Что ты говоришь?
– Ах, ты не знаешь? – иронически сказал Лебеншютц. – В названном районе стало модным, когда речь заходит об ответственности, искать товарищей, чтобы разделить с ними эту ответственность.
– Слушай, Карл, мне нужна не твоя ответственность, а твоя санкция.
– Об этом я и говорю, – ответил Лебеншютц.
– Я не понимаю тебя…
– Гораздо важнее, что тебя не поняли русские. На них тебе и следует пожаловаться адмиралу.
– Спасибо за совет. Оставляю за собой последнюю надежду, что ты пьян. – Аксель с остервенением швырнул трубку…
Дмитрий Гладышев стоял в замороженном трамвайном вагоне – решил, что там будет все же теплее. Действительно, обжигающий ветер туда не проникал, и какое-то время он чувствовал большое облегчение. Но теплее все же не было. Все металлическое и даже деревянное, казалось, вобрало и сконденсировало в себе невозможный холод, только прикоснись, и тебя пронижет искра холода.
Дмитрий очистил ножом кусочек стекла – через него хорошо были видны ворота и через них – часть двора, где подъезд. Стекло все время затягивало ледяной коркой, и надо было его беспрестанно расчищать. И все-таки в трамвае лучше. Можно шагать, даже бегать вдоль вагона. Но сколько сил у голодного человека, чтобы без конца заниматься такой гимнастикой? Дима ходил, смотрел в дырочку, бегал, приседал и, колотя нога об ногу, снова приникал к ледяному стеклу.
Прошел час.
Дмитрий перебрал в голове все способы, какими он мог сообщить о себе Прокопенко, но ничего не придумал.
Мороз… На глазах уменьшается дырочка в ледяном окне…
И там мороз… Он не хотел думать об этом, но ясно, как в жизни, видел внутренним взором поленницу из мертвых, и невольно пронеслось в голове то, что было позавчера… Прокопенко разбудил его в шесть утра, сказал, что надо ехать к отцу на завод – сейчас будет машина. Он ничего не объяснил, но Дмитрий понял – что-то с отцом…
Ехали час, а показалось – целый день. В проходной пропустили по служебному пропуску, сказали, что в литейном цехе его ждет секретарь парткома.