Очутившись на заводском дворе, Дмитрий остановился в изумлении: завод работал, завод жил. Слышался гул работающих цехов.
Огромная дверь здания, мимо которого шел Дмитрий, вдруг с визгом отодвинулась, и стало видно неправдоподобно синее пространство цеха и в нем повсюду россыпи голубых молний электросварки. Ремесленники с криком выкатили из цеха тележку со снарядными стаканами. Ребята облепили тележку, она промчалась по рельсам поперек двора и въехала в открытую дверь другого цеха.
В литейном цехе Дмитрия встретил секретарь парткома – пожилой человек в военной форме, но без знаков различия на петлицах.
– Плох твой отец, – сказал он. – Но запретил мать беспокоить. А она вчера тут была, умоляет перевезти его домой. Мое мнение – просьбу матери надо выполнить. Мы дадим машину, людей…
Дмитрий шел за секретарем парткома по бесконечным коридорам и лестничным переходам. Секретаря то и дело останавливали какие-то люди, но он бросал на ходу: «Я занят», и они шли дальше.
Когда они спускались по лестнице, он вдруг остановился.
– Я с твоим отцом тридцать лет рядом, – сказал он, чуть раскрывая бледные тонкие губы. – Все с ним пройдено… Придет час… мы имя его… – Голос у него осекся, он как-то беспомощно втянул голову в плечи и, тяжело ступая, пошел вниз.
В комнате, куда они наконец пришли, было тепло и сильно пахло лекарствами. Отец лежал на раскладушке – маленький, незнакомый. Его будто съежившееся, в сетке морщин, лицо заросло серой щетиной. Глаза были закрыты потемневшими веками, маленькие, узловатые, темные руки недвижно лежали поверх одеяла, вытянутые вдоль тела.
– Без сознания… – сказала какая-то женщина в белом халате.
Дмитрий наклонился.
– Папа… папа… – негромко позвал он.
Отец лежал неподвижно.
– Отец, это я… – громче сказал Дмитрий.
И вдруг веки старика чуть приоткрылись, и он внятно сказал:
– Домой…
Дмитрий держал его на руках, как ребенка – в ватнике и одеяле он был до ужаса легкий. Помощь – два мальчишки-ремесленника сидели рядом с шофером. Один все оглядывался назад, будто и вправду хотел помочь Дмитрию, и потом тыкал лбом в спину другого, сидевшего у него на коленях.
Больница матери была на пути к дому. Она ничего не спрашивала, села рядом с сыном.
Они внесли отца в дом, мать раскутала, уложила его в постель. Растопила книгами плиту, поставила чайник, достала из комода пакетик с сушеной малиной и заварила.
Дмитрий держал отцу голову, а она с ложечки стала поить его. Он не разжимал рот, губы его были неподвижны.
Вдруг Дмитрий почувствовал, что он хочет повернуть голову к матери, и помог ему. Отец открыл глаза и отчетливо сказал: