Солнечный луч, пробиравшийся в комнату сквозь щель между закрытыми шторами, рассекал окружающий полумрак узкой золотой полосой. Мама лежала в кровати, отвернувшись к стене.
— Мам, — я стремительно подошла ближе, — не знаю, что происходит, но…
Она повернулась так быстро, словно ждала этого момента весь день.
Когда я увидела её красные, опухшие, безнадёжно заплаканные глаза, все слова замерли у меня на губах.
— Лайза, — выдохнула мама. — Ты вернулась.
Вскочила — и, порывисто обняв меня, вынудила присесть на край кровати.
— Я так боялась. — Мама обнимала меня так крепко, будто цеплялась за собственную жизнь. — Так боялась, что ты… всё-таки…
Судорожно, прерывисто вздохнула, скрывая всхлип, — и мне отчего вспомнилось, как полгода назад у меня воспалилось ухо. Оно разболелось посреди ночи, когда звонить лекарям было уже поздно; а без опасности для жизни ни один не согласился бы принять экстренный вызов. Обезболивающее не спешило помогать, и боль была столь невыносимой, что не давала заснуть. Обычно я стоически переношу неприятные ощущения, но тут в конце концов расплакалась. Тогда мама обняла меня — так же, как сейчас, — а я плакала у неё на плече, и она легонько укачивала меня, словно мне снова семь, и я реву, рассадив коленку. А потом я легла, и она сидела рядом, поглаживая меня по волосам, пока лекарство наконец не подействовала и я не уснула.
Мама всегда защищала меня. Поддерживала. Утешала, когда я плакала. Это я была слабой, а она — тем, кто может оберегать.
Но теперь мы вдруг поменялись местами, и это выбивало последние опоры из-под моих ног.
— Мам, что… что происходит? — с губ сорвался только шёпот. — Скажи мне, я… просто… чёрный человек…
Она резко отстранилась, держа меня за плечи.
— Ты видела его? Человека без лица?
На щеках у неё виднелись мокрые дорожки, но в глазах — ни следа слёз. Будто и не было их.
Нет, всё-таки сильная здесь совсем не я.
— Во сне. И Эш тоже, и Гвен…
— Гвен? — мамины глаза расширились, явив полопавшиеся сосуды во всей красе. — А она-то тут при чём?
— А при чём тут мы? — голос невольно сорвался на высокие, беспомощные нотки. — Мам, он… я чуть под мобиль из-за него не попала! Он охотится за нами? Что он такое?
Мама кивнула: со странным, тревожащим удовлетворением.
— Мобиль, значит, — невыразительно повторила она. — Понятно. А спас тебя фейри?
От ошеломления я забыла вдохнуть.
— Откуда ты знаешь?
Мама вытерла щёки тыльной стороной ладони. Вновь взяла меня за плечи, глядя мне в глаза мягко и пристально.
— Я хотела бы сказать тебе, Лайз. Всё рассказать, с начала и до конца. И рассказала бы, если б только могла… но это знание опасно. Оно убивает того, кто его носит. — Она крепче стиснула мои предплечья. — Вы не должны знать того, что знаю я. Не должны знать ничего об этой твари. Понимаешь?