— За что же мы выпьем, Алеша?
— Знаешь за что? — он посмотрел ей в глаза. — За нашу дружбу и за Чогор! «Жили старик со старухой у самого синего моря, старик ловил неводом рыбу, старуха пряла…»
— Хорошо, Алеша! И еще за твое будущее переселение в Москву! Ах, Алеша, как я люблю Москву… — мечтательно проговорила Пронина.
— Ну, тогда за Москву и Чогор! — дурачился Колчанов.
— Ладно. И за нашу дружбу! — улыбнулась Пронина. Поставив бокал и берясь за салат, уже серьезно спросила: — А в самом деле, Алеша, ты не собираешься возвращаться в Москву?
— Хоть сегодня! — рассмеялся он. — С удовольствием бы, да столько дел накопилось…
— А потом? Когда дела кончатся?
— Потом? Гм-м… Потом будет видно.
— Ну, а все-таки?
Колчанов раздумчиво посмотрел на нее.
— Не знаю, Наденька, — откровенно сказал он. — Давай еще выпьем?
— Я — последнюю.
Он разлил вино.
— За Чогор!
— За Москву, — повторила Пронина.
Они рассмеялись.
— Не понимаю, Алеша, что тебя так привязывает к Чогору.
— Работа, Наденька, интереснейшие исследования.
— А не Гаркавая? — Пронина сощурила глаза.
Колчанов отрицательно покачал головой.
— Знаешь, — заговорил он, — я даже сам не знаю, почему я не влюбился в Лиду Гаркавую. Ведь, кажется, всем хороша, а вот душа не лежит к ней.
— А к кому же у тебя лежит душа? — Пронина лукаво улыбнулась.
— Наверное к тебе, Наденька… — Он посмотрел на нее ласковым пьянеющим взглядом, отчего все лицо ее стало пунцовым.
— Ты мне тоже нравишься, Алеша, — прошептала она, опуская глаза.
Заиграла музыка. Колчанов не заметил, как у него за спиной появился высокий, качающийся, как тополь под ветром, краснолицый человек.
— М-молодой человек, разреши пригласить твою барышню на одну, как ее, рындеву, — промямлил он.
Колчанов повернул к нему строгое лицо и вдруг застыл в изумлении: перед ним был председатель Средне-Амурского рыболовецкого колхоза Севастьянов.
— Алешка! — загорланил тот и с силой хлопнул Колчанова по плечу. — Ты как тут?
Колчанов не был в таких близких отношениях с Севастьяновым, чтобы тот имел право обращаться к нему так панибратски. Наоборот, он не любил Севастьянова за безграмотность, за пренебрежение к правилам рыболовства, которые всегда возмущали Колчанова до глубины души. К тому же сейчас Севастьянов был пьян.
— Пиртрубация у нас, Алешка! — пьяно кричал Севастьянов. — Слили до кучи — рыбозавод и колхоз. Теперь, друг, я не председатель. Все! Клюкач высадил меня! Теперь я бригадир, вот как ссадили! А это твоя краля? — он кивнул на Пронину, со страхом смотревшую на него.
— Не краля, а подруга, — одернул его Колчанов.