Теперь рыбы попадались все время. Но они здесь были куда осторожнее, чем на середине озера, на глубине. Чаще всего встречались караси и сравнительно мелкие щуки. В одном месте Колчанов обратил внимание на самую настоящую карасиную тропу, проделанную между кочками. Он задержал Пронину, и они замерли на месте. Перед ними двигалась вереница серебристых «лаптей» — карасей, весом, должно быть, не менее килограмма каждый. Чтобы не тревожить их, пловцы подались в сторону, стараясь не терять рыб из виду. Впереди вода вдруг взмутилась, словно там что-то взорвалось, и караси мгновенно кинулись врассыпную, подняв вдоль всего берега клубы мути.
Колчанов схватил за руку Пронину, они затаились на месте, ожидая, пока осядет ил. Когда вода наконец посветлела, они увидели впереди почти под самым берегом расплывчатый силуэт какой-то громадной рыбины. По мере того как вода становилась прозрачной, яснее проступал и силуэт. Это был желтощек редких размеров — килограммов на сорок. Он стоял носом к берегу и боком к Колчанову в довольно узком проходе между кочками. До желтощека было метра два — расстояние, вполне достаточное для съемки. Но Колчанову хотелось снять его со всех сторон. Подав сигнал Прониной, чтобы она оставалась на месте, он стал тихонько продвигаться вперед, то и дело включая кинокамеру. Голову желтощека заслоняла толстая кочка, а ему хотелось заснять всю рыбину. Обогнув стороной место засады рыбы, Колчанов вскоре увидел ее всю. Продолжая снимать, он все ближе подвигался к желтощеку. И вдруг — взрыв мути, удар воды, чуть не выбивший кинокамеру из рук пловца. Колчанов всплыл на поверхность. Тотчас неподалеку от него выскочила из воды Пронина с перекошенным от страха лицом и бросилась к берегу, визжа на все озеро.
— Что это за чудовище, Алеша?! — едва переводя дыхание, спросила девушка, когда они выбрались на сушу. — Щука, да? Я думала, она убьет меня.
Большого труда стоило Колчанову уговорить Пронину вновь опуститься в воду.
Пока они обследовали озеро, над горизонтом поднялась пепельно-мглистая завеса. Она быстро разрасталась, и не успели пловцы собраться в путь, как в небе четко обозначились границы исполинской грозовой тучи зловещего аспидно-стального цвета с белым подсветом по краям. Вскоре верхний ее край надвинулся на солнце. Окрестности сразу помрачнели, словно на землю спустились вечерние сумерки, притихли цикады и камышовки; мир замер в каком-то оцепенении.
И вот первый вестник грозы — глухой, тревожно-басовитый раскат грома родился в темных недрах грозового фронта.