– Вот-вот! Вам, кошколюбам, все впрок! Хоть что с вами делай, а вы все приспособите для собственного удовольствия!
Я прикинул, как почесывания можно применить для собственного… нашел штук восемь вариантов, покраснел и сменил тему:
– Как тут вообще с хозяйственными делами? Ты, вижу, рубашкой успел обзавестись? Мне бы тоже, мыльно-рыльные приобрести. Хотя чем платить не знаю, не то что карманы пустые, так даже карманов нет.
– К завхозу своего корпуса обратись. Отработаешь, тут все недорого.
– О великая салфетка, дай мне силу!
Подавив желание кинуть в молельца кувшином я попробовал с другой стороны:
– Почему вы все считаете, что кошки – зло?
– Да кому еще быть-то?
– Змеям, например?
– Это с какой стати символ мудрости и врачевания становится злом?
– Тогда пауки! У нас они считаются страшными, идеальный вариант на воплощение зла!
– Чем трудяги-строители вас не устроили? Не-ет, кошкомант, ты не сбивай. Символ злобы и разрушения в мирах един, он мохнат, хвостат и мурлыкает!
Кажется, сегодня я не узнаю ничего интересного или хотя бы полезного. Я потихоньку пропитывался атмосферой уныния, тянувшейся от каждого стола, все вокруг молча пили, переживая, что их насильно учат и вообще заставляют экзамены сдавать. Впрочем, не все:
– Мами, ты что-то хочешь спросить?
– Нет-нет, просто смотрю. – Она смущенно улыбнулась, поясняя: – Так красиво. Глаза. Кожа. Миленький такой. И ушки! Уиии!
Многораз вдруг одним движением оказался на столе, схватил меня за щеки и уставился в глаза. Потом со вздохом признал:
– Глаза. И ушки. Жуть. Первый экзамен самый травмирующий.
Я непонимающе уставился на них и пытался понять, что имеется в виду. Зинаида подняла салфетку и протерла наплечник, потом молча постучала по начищенному месту пальцем. Сначала я посмотрел, что там с ушами. Это изгиб «зеркала» такой, или они в самом деле стали длиннее?
Глаза… Да, тут сомнений не было. Зрачок стал овальным, вытянувшись сверху вниз. Выпилс молча сунул мне в руку стакан, чокнулся своим.
– За первый экзамен. И то, что он принес нам!
Мами мелко закивала, довольно щурясь в мою сторону. Потом высунула фиолетовый раздвоенный язык, попробовала воздух на вкус и снова заулыбалась. Во-от, а страшным считают меня!
– О великий кувшин, дай мне силу!
Не выдержав, я подхватил означенный предмет и отправил в сторону почитателя. Но Мами вдруг мурлыкнула что-то мягко, буквально две-три короткие ноты, и кувшин, пролетев метров пять, резко замедлился и повис неподвижно.
– Это что?
– Колыбельная.
– Кувшину?
– Времени. Пусть поспит.
Девушка улыбнулась совсем уж безумно и посмотрела в мою сторону тем самым легендарным «искоса, низко голову наклоня».