— Верно,— сказал Холли.— Но Лу был на стороне Маддена, и его присутствие могло им помешать. Они предпочли видеть жертву одну и без защиты. Конечно, это натянутое объяснение. Но я верю в свою теорию, А вы не согласны?
Чан покачал головой.
— Лишь по одной причине. Долгий опыт говорит мне, что нельзя следовать только одной версии. Мне нужно самому разобраться в этом деле. Нужно, но пока я в полной темноте.
— Значит, у вас еще мало фактов? — спросил Холли.
— Я близок к разгадке, но знаю еще не все.
Он посмотрел на письмо, которое держал в руке.
— Мы наблюдаем и ждем, и, возможно, скоро что-нибудь прояснится.
— Все это хорошо,— заметил Иден.— Но мне кажется, что мы больше не можем оставаться на ранчо Маддена. Вспомните, я обещал, что Дрейкотт сегодня встретится с ним в Пасадене. Мадден скоро вернется, а что я ему скажу?
— Случайная неудача,— пожал плечами Чан,— Они ведь могли не опознать друг друга. Такие случаи бывают с незнакомыми людьми. Это могло произойти и сегодня.
Иден вздохнул.
— Я согласен. Но надеюсь, что П. Д. Мадден будет в хорошем настроении, когда вернется из Пасадены. Мне бы не хотелось, чтобы он еще раз воспользовался кольтом Вилли Харта. Я не хочу лежать возле кровати с пулей в голове.
Солнце скрылось за снежными вершинами гор, и над пустыней засияли яркие звезды. В термометре, висевшем в патио, ртуть стала опускаться.
— Теперь надо поесть горячей пищи,— сказал Чан,— С вашего разрешения, я открою несколько банок консервов.
— Пожалуйста, только без мышьяка,— ответил Боб.
Чан ушел, Холли давно уехал, а Боб в одиночестве сидел у окна. Он задумался о больших городах, где сейчас прогуливались люди, весело играла музыка и танцевали в ресторанах. Он же сидит здесь в пустыне с чувством странного беспокойства.
Вошел Чан с подносом.
— Соблаговолите присоединиться ко мне,— предложил он.—— Правда, это консервы, но кушать можно.
— Консервы старые,— заметил с улыбкой Боб, принявшись за еду.— Жаль, что обед не вашего приготовления. Вы великий маг на кухне.
— Чарли, вот о чем я подумал,— после минутной паузы продолжал юноша.— Мне, кажется, удалось понять, почему пустыня порождает чувство беспокойства. Потому что чувствуешь себя таким незначительным. Посмотрите на меня, а потом в окно и скажите, могу ли я ощущать себя властелином в этом мире?
— Неплохое чувство для белого человека,— заметил Чан.— Китайцев оно никогда не покидает. Они знают, что всегда остаются песчинками в вечности. В результате китаец хладнокровен, спокоен и смиренен. У него не такие издерганные нервы, как у белого. Одним словом, жизнь для китайца не столь уж тяжелое испытание.