Их «откровения», растиражированные средствами массовой информации и социальными сетями, лишь усиливают взаимную неприязнь, давая возможность радикальным националистам говорить: «Вот видите, «они» хотят уничтожить наш народ, единственная защита от захватчиков – это мы». Но нужно ли давать им в руки такой неубиенный козырь?
Утверждать, будто украинцы появились на этой земле сто лет назад, лишь благодаря большевистскому «курсу на украинизацию» и созданию Украинской ССР – в высшей степени легкомысленно. Не были они рождены и польской интригой, что утверждается в оппонирующей украинским националистам литературе, как и не являлись украинцы исконными обладателями южнорусских лесов и степей, что пропагандируют местные учебники истории (трубящие о происхождении Украины сразу от трипольцев).
Впрочем, подобное нахальство мы можем наблюдать повсеместно: от египетских арабов, приписавших себе историю Древнего Египта, к которой не имеют ровным счетом никакого отношения, до современных итальянцев, генетическое родство которых с древними римлянами чрезвычайно сомнительно.
Подобной постсоветской беллетристикой была сознательная подменена и исторически выверенная, и признанная научным сообществом теория о разделении древнерусского народа в XIV-XVI веках на три родственных ветви. А именно русскую, украинскую и белорусскую народности, отличавшиеся друг от друга языковыми особенностями, значительное время жившими в разных исторических условиях и в середине XVII века вновь объединенных в единое государство.
Этот опыт раздельной жизни – от периода распада Древней Руси до воссоединения Украины с Россией – был достаточен, чтобы в Южной Руси сформировалась особая региональная элита, четко осознающая собственные экономические интересы. Но этот срок оказался недостаточен для того, чтобы навсегда забыть свое древнерусское происхождение и родственность двух единоверных народов. Украинские казацкие старшины, подчеркивая свое благородное происхождение, называют себя польским словом «шляхта», но при этом остаются «русскими людьми».
Эта двойственность, которую мы можем наблюдать уже в документах эпохи Богдана Хмельницкого, определяла и определяет особенности политической жизни на Украине. Здесь всегда подчеркивали преемственность местной традиции от древнего Киева и особое значение этих земель для русской государственности. То, что из Москвы или Петербурга часто представлялось рядовой провинцией огромной Империи, местной элитой виделось как надругательство над бережно хранимыми традициями.
Малороссия, как известно, подразумевает не малость географических размеров, но особую ценность колыбели, уникальность «малой родины» всего восточнославянского народа и государства. Потому малороссы чужды унификации, она определяется ими как незаслуженная обида.