Значит, отныне он сам – еретик и чернокнижник, недостойный не только монашеского сана и благородного звания инквизитора, но не смеющий даже находиться под священными сводами церкви, не смеющий принимать Святое причастие…
Но тут же мысли инквизитора приобрели иное направление.
Чтобы искупить свой страшный грех, он должен с удвоенной, утроенной энергией бороться с ересью, преследовать еретиков, в каком бы обличье они ни скрывались, – и тогда Создатель простит его прегрешения и снова примет с распростертыми объятиями в лоно Церкви…
А до тех пор он должен таить свой грех, скрывать его ото всех, даже от братьев по ордену, особенно же – от других инквизиторов, потому что они привлекут его к суду, тем самым лишив возможности бороться с ересью.
Придя к такой утешительной мысли, брат Бернар подверг себя суровому бичеванию, затем облачился в чистую сутану и проследовал в комнату для допросов.
Там в это время его помощник беседовал с фрау Визель, вдовой лесоторговца.
– Послушайте эту женщину, брат Бернар! – помощник инквизитора почтительно встал, приветствуя своего патрона. – Мне кажется, речь идет о серьезной ереси!
– Еще какой серьезной, достопочтенный брат инквизитор! – воскликнула вдова, прижав руки к взволнованно вздымающейся груди. – Говорю вам, она настоящая ведьма! Я своими глазами видела, как она в пятницу на рассвете ходила по лугу, собирая росу! Для чего ей могла понадобиться пятничная роса, как не для колдовства? Сами посудите – как бы она могла сохранить девичий цвет лица аж до тридцати лет, если бы сам дьявол не помогал ей! – упомянув дьявола, доносчица истово перекрестилась.
– О ком ты говоришь, дочь моя? – осведомился инквизитор, желая поскорее вникнуть в суть дела.
– Конечно, о ней, о своей соседке Маргарите! – заторопилась вдова. – Говорю вам – она настоящая ведьма! Иначе как могла бы она соблазнить этого святого человека, своего мужа? Ведь в ней нет ничего хорошего! Тоща как жердь, волосы бесцветные, глаза как у коровы… не иначе, она вызнала у самого дьявола секрет приворотного зелья, которым и опоила господина Генриха! Ведь он мужчина хоть куда, он мог жениться на ком угодно, на первых красавицах города… сказать по чести, я и сама бы вышла за него, кабы родители не сосватали меня за старика лесоторговца, а уж я не ей чета…
Вдова привстала, дабы инквизитор мог по достоинству оценить ее статную фигуру, крутые бедра и высокую грудь, поиграла темными глазами.
– Уймись, дочь моя! – строго произнес инквизитор. – Ты стоишь перед лицом служителей Церкви! Мы здесь находимся для того, чтобы искоренять ересь, а не выслушивать скабрезности!