— Что же он был за человек?
— Однажды он познакомился с этой женщиной (тогда он был женат на первой жене), которая была проституткой высокого полета. И она как-то ловко подстроила встречу с ним в Центральном парке, куда оба приехали верхом. Всю жизнь отчим об этом жалел. «Не гарцуй я тогда на лошадке, черт ее подери, сэкономил бы кучу денег», — говаривал он. Да и не страдал бы так. Она загнала его, как зверя. Он был гораздо старше нее, и она заявила: «Хватит мне быть твоей любовницей, хочу выйти замуж». Тем временем его жена предложила ему вернуться. «Я приму тебя, Бернард», — говорила она, но он отказался: уже принял решение. На медовый месяц они отправились в круиз, и там она оставляла его в одиночестве, а сама шмыгала в каюты других мужчин. Каждый учитель, приходивший к его детям, становился ее любовником. Для него, джентльмена старого закала, это было чудовищное унижение. Выпускник Йельского университета, почитаемый хирург. Ни с чем подобным он до той поры не сталкивался, и его это сокрушило. Мало того, однажды ночью она попыталась убить его, пока он спал: чем-то опоила и стала душить подушкой. Настоящая уголовница.
— И чем дело кончилось?
— Теперь она в психушке.
— Как же он от нее избавился?
— Развелся. Про их развод трубили все газеты. Дом наш снимали с воздуха. Скандал был страшный. Кошмарный. В Бедфорде до сих пор о нем не забыли. К моей матери там всегда относились с подозрением. Что общего у этого славного, умного человека с еще одной корыстолюбивой пошлячкой? Они думали, что она напоминает ему прежнюю жену, вот почему он на ней женился. А он не знал, как себя вести с такого рода людьми. Она была родом из Акрона[36], эта первая бандитка, — кудлатая, краснощекая, сварливая неряха, где уж ему было с ней совладать.
— Отчего ты мне ни слова об этом сказала?
— Хотелось забыть мою помешанную на деньгах мать. Забыть пропавшего отца. Не хотела уподобляться девчонкам из нашего колледжа и нести в дортуаре всякую тягомотину про мою родню. Не хотела до такого опускаться. Зато готова была часами обсуждать «Кровь Вельсунгов»[37], «Михаэля Кольхааса»[38] и «В овраге»[39].
— Как ты теперь? Как сложилась жизнь у самой умной девушки из нашего семинара?
— Похоже, я не умею общаться с людьми, так-то вот.
— Ты?!
— Меня пугает, что я, похоже, плохо помню прошлое. Даже вас помню смутно. Меня лечили шоком, но от него мне стало еще хуже. Это было в первой моей больнице, там я прошла курсов восемь. Ощущение вообще-то очень приятное. Тебе вводят пентотал натрия. Ты отключаешься. Никаких ощущений. А когда приходишь в себя, чувствуешь только слабость. Потом инъекции прекратили — толку от них было немного. Кололи раза два в неделю. Меня это не пугало. Надеялась, вот оно, наконец-то поможет. И какие-никакие силы вернутся. Только об этом и мечтаю. Очень уж пугает упадок сил. Пытаюсь что-то вспомнить, но всплывают лишь обрывки, не пойми что. Изредка память возвращается, но все равно это пугает. Не понимаешь, что с тобой творится. Ничего толком не доходит. Мне так хочется поговорить с кем-нибудь, но у меня ничего не получается. Иной раз заговорю с человеком, и тоска берет: поддержать разговор не могу, ответить на вопросы — тоже, даже вставить что-нибудь к месту не получается. Приходится пересиливать себя — как вот сейчас с вами. Ума не приложу, как с этим справиться. С людьми чувствую себя не в своей тарелке. Подозреваю, что так было чуть ли не с рождения. Извините, Филип, у вас пепельницы не найдется?