— Тот факт, что у тебя родился ребенок, еще не означает, что я не придумал какого-то ребенка; из того, что ты — это ты, не следует, что я не придумал тебя.
— Я тоже существую.
— Тоже. Ты тоже существуешь, а я тебя тоже придумал. «Тоже» — важное слово, его нельзя забывать. Ты ведь тоже существуешь не только как ты.
— Теперь уж точно нет.
— И никогда не существовала. Такой, какую придумал я, не было никогда.
— Но кто же тогда закидывал у тебя ноги тебе на плечи? Прошу, перестань молоть заумную чушь. Я — англичанка, я просто-напросто пропускаю ее мимо ушей. В английской культуре вот что хорошо: мы либо слишком здравомыслящие, либо слишком глупые, чтобы слушать эту ерунду. А я хотела сказать, что меня раздирают сложные, противоречивые чувства из-за того, что выставлено напоказ, и из-за предательства во всех его видах, и из-за того, что все это за собой влечет.
— Предательство — обвинение нешуточное, согласись. Мы с тобой не подписывали договора, по которому в вопросах, имеющих отношение к тебе, я отрекусь от своего дела. Я — вор, а вору доверять нельзя.
— Даже его подружка должна быть настороже?
— Хоть тебе и кажется, что тебя выставили напоказ, однако тебя не опознали, да ты там и не очень-то опознаваема. Пусть ты послужила прототипом героини, хваленые английские читатели этого, как ни странно, не заметили, и если ты хочешь, чтобы они пребывали в неведении, достаточно не просвещать их на сей счет.
— Не кипятись. Я же не сказала, что отношусь ко всему этому однозначно, — сказала только, что чувства у меня противоречивые. Так оно и есть. И вот в чем суть: некая женщина приходит к некоему мужчине поболтать о том о сем, а у мужчины одно на уме: как бы ему побыстрее сесть за пишущую машинку. Пишущую машинку ты любишь так, как не любил ни одну женщину.
— По-моему, с тобой все было не так. Мне кажется, я вас обеих любил одинаково.
— А я, между прочим, точно знаю, что когда ты взбудоражен, уклончив, — значит, тебе до зарезу нужно что-то написать. Зато эта — моя — книга, она только про поцелуи и разговоры, и если б я решилась ее написать, то написала бы ровно об этом. Нескладно как-то я это объяснила.
— Вполне складно.
— Стоит ее писать?
— Уж не мне говорить «нет», тем более что и я, пожалуй, написал бы про тебя еще одну книгу.
— Не написал бы. Нет и нет. Нет же, правда?
Смеется: — Напишу, конечно же, напишу. И этот разговор в нее войдет.
— Ну, я бы удивилась. Тогда тебе, так сказать, придется скрести по сусекам.
— Ты себя недооцениваешь, а зря. Ты — восхитительный сусек. Для меня всегда.