считает меня рабом, потому что мне нельзя верить в детерминизм[26]. Я считаю Маккейба рабом, потому что ему нельзя верить в фей. Но, изучив эти два запрета, мы увидим, что его запрет гораздо строже, чем мой.
Христианин вправе верить, что в мире достаточно упорядоченности и направленного развития; материалист не вправе добавить к своему безупречному механизму ни крупицы духа или чуда. Бедному Маккейбу не остается даже эльфа в чашечке цветка. Христианин признает, что мир многообразен и даже запутан, — так здоровый человек знает, что сам он сложен.
Нормальный человек знает, что в нем есть что-то от Бога и что-то от беса, что-то от зверя, что-то от гражданина. Действительно здоровый человек знает, что он немного сумасшедший. Но мир материалиста монолитен и прост; сумасшедший уверен, что он совершенно здоров. Материалист уверен, что история всего-навсего цепь причинности, как наш сумасшедший твердо убежден, что он сам всего-навсего цыпленок.
Материалисты и сумасшедшие не знают сомнений».
Гилберт Честертон[27]
Апостол Павел произнес удивительные и сильные слова:я хотел бы быть отлученным от Христа ради собратьев моих по плоти(Рим. 9: 3). И это верх бескорыстия — отречься от блаженства, зная, что оно есть, ради других. Христианская святость на своей вершине уже не задумывается о награде. Человек больше не размышляет о том, что он получит, потому что он пребывает с Богом в состоянии сыновства. «Все мое и так твое», — сказал отец старшему сыну в притче о блудном сыне (см.: Лк. 15: 11–24). Сын не задумывается о том, что он получит, он просто любит Отца и готов с благодарностью принять от Него любую волю. Если Отец скажет мне, что я достоин вечной смерти, значит, так тому и быть, в общем, я понимаю, что по своим делам я действительно только этого и достоин. Если Отец, несмотря ни на что, принимает меня в объятья, готовя мне место в раю, я с радостью буду Его благодарить. Сама по себе награда меня не интересует, для меня важно то, что я ведаю Бога, знаю Его, иду к Нему. И, конечно, внутренние мотивы человека никому не ведомы, кроме самого человека.
Существует замечательная христианская притча, в которой говорится, что если мы попадем в рай, то удивимся двум вещам: тому, что не увидим там тех, кого ожидали увидеть, и тому, что увидим тех, кого увидеть совсем не ожидали. Ведь когда душа живет с Богом, это может выражаться во внешней святости и бескорыстии, а может совсем и не выражаться внешне, именно поэтому мы не должны пренебрегать последним бомжом, матерящимся в грязном переходе. Мы действительно не знаем, кто ближе к Богу: почитаемый всеми священник или этот полупьяный бомж, сидящий у дороги к храму.