«А втапоры Марине безвременье было,
Умывалася Марина, снаряжалася
И бросилася на свой широкий двор:
«А кто это, невежа, на двор заходил,
А кто это, невежа, в окошко стреляет?
Проломил оконницу мою стекольчатую,
Отшиб все причалины серебряные,
Расшиб зеркало стекольчатое».
Возмущение пострадавшей понятно. Другая б на её месте — кинулась на хама прохожего, в крик срамила-лаяла, зенки бы его бестыжие повыцарапала, морду бы его поганую покорябала, в суд бы потащила. Но какой суд для дяди «самого» на «Святой Руси»?
Когда коррупция в форме «ну как не порадеть родному человечку» — повсеместна, когда «правды не сыскать» — люди переходят к «прямой демократии», к самосуду. Используя, в том числе, свои неординарные свойства и навыки.
«Чем богаты — тем и рады» — русское народное про гостей. Званных и незванных.
«И втапоры Марине за беду стало,
Брала она следы горячие молодецкие,
Набирала Марина беремя дров,
А беремя дров белодубовых,
Клала дровца в печку муравленую
Со темя следы горячими,
Разжигает дрова палящатым огнем,
И сама она дровам приговариват:
«Сколь жарко дрова разгораются
Со темя следы молодецкими,
Разгоралось бы сердце молодецкое
Как у молода Добрынюшки Никитьевича.
А и Божья крепко, вражья-то лепко».
Богатырь-то он, конечно, того… могуч. Но — не умён. И — дурно воспитан. Прямо сказать — хамоват Добрыня. Ни извинения, ни покаяния. Как-то договориться, компенсировать… Даже маленькие дети, разбив мячом соседское окно смущаются. Но не русский богатырь. Будто так и надо.
А зря: обижать незнакомую женщину — невежливо. Да и опасно — на ведьму нарвался.
Я подобное уже в самом конце 20 века видел. Там только пепелище осталось. После глупых слов в адрес двух проходивших женщин. Какой криминал?! — Сам дурак. Пить надо меньше. Через три дня собственный самогонный аппарат в руках полыхнул. Вместе с домом и семейством.
А уж Киев времён Крестителя такое кубло… Куда не плюнь — то ведьмак, то колдунья, то оборотень. Хотя могу понять добра молодца: девять лет с княжьего двора не выходивши… Опять же — голуби целуются… Богатырю такое видеть — нож острый по сердцу. Как же чем тяжёлым не заелдырить в бессовестных? А что не попал — так по грехам его. Видать, тяжелы были.
«Взяла Добрыню тоска пуще вострого ножа
По его по сердцу богатырскому:
Он с вечера, Добрыня, хлеба не ест,
Со полуночи Никитичу не уснется,
Он белого свету дожидается.
По его-то щаски великия
Рано зазвонили ко заутреням.
Встает Добрыня ранешенько,
Подпоясал себе сабельку вострую,
Пошел Добрыня к заутрени;
Прошел он церкву соборную,
Зайдет ко Марине на широкий двор,