– Ну, хорошо, Роза. Мы пойдем. Не будем Вам мешать.
– Да, хорошо. И спасибо! Ты хорошо рассказываешь. Только не позволяй им себя обманывать. Я помню, в молодости мне сказали, что люди летают. Пошла к раввину, а он сказал, что это – ерунда. Такого не может быть. И кто оказался прав? Смотри! Только шмок верит всему, что говорят.
Мы вышли. Папа не знал, куда прятать глаза.
– Вот так, сынок! Видел? – только и сказал он.
Я тут вспомнил, что мама просила купить творог, и мы с удовольствием пошли в молочный магазин.
– Старые люди…, – вздохнул папа. – Другое было время. Не до науки.
Надо было папу отвлечь. Упустить такой шанс было нельзя.
– Па!
– Шё, сынок?
– А ты чем занимался в Венгрии?
– В Венгрии? Какой Венгрии?
– Ну, какой? Той самой.
– Когда?
– Во время войны.
– А! Ты об этом. Ой! Было чем заниматься. Конец войны, знаешь. Поменялся характер работы. Если раньше, как я тебе уже говорил, в основном выявляли агентуру, самострелов и боролись с пораженческими настроениями, так в конце войны уже работали с местным населением, пресекали мародерство и занимались фильтрацией.
– А что такое самострелы и фильтрация?
– Самострелы – это те, кто сам в себя стреляет.
– Сам в себя стреляет? Зачем?
– Шёбы не служить в армии. Зачем…? Уйти в госпиталь, а потом, может, и комиссоваться. Страшно было на фронте. Кто хочет погибать? Поэтому сами в себя и стреляли. Кто похитрее, просили кого-то в себя выстрелить. Но мы быстро таких «героев» выявляли.
– И что им за это было?
– Трибунал! Что было… Трибунал решал.
– Их потом в тюрьму сажали?
– В тюрьму? Да нет. Не в тюрьму. Тюрьму еще надо было заслужить. Отправляли, в основном, в штрафбат. А кого нельзя было направить в штрафбат – расстреливали.
– А кого нельзя было направить в штрафбат?
– Инвалида, например. Боец себе такое членовредительство причинил, что стал инвалидом. Так шё, его в санаторий отправить? Нет, дорогой! К стенке! И ему урок, и шёб другим неповадно было.
– Кто расстреливал?
– Не мы. Были люди.
– А что его семье говорили?
– Семье кого?
– Ну, того, кого расстреляли.
– О! Это ты на самом деле большой вопрос задал. С семьей было так. Сталин, как ты уже, наверное, понял, был умным человеком. И очень. Он знал, шё, когда солдат боится, то последнее, шё может остановить его в шаге от роковой ошибки – это семья. Шё же Сталин сделал? Семьи красноармейцев получали тогда продовольственный аттестат. То есть они работали в тылу, на предприятиях, и получали по карточке продукты.
– А кто не мог работать?
– Тех, кто не мог работать, на произвол судьбы тоже не бросали, не думай. Им тоже давали карточки, но они получали меньше работающих, конечно. Если хотели больше – должны были шё-то делать. Поэтому и пенсионеры, и инвалиды, старались хоть немного, но работать. Иначе не выживешь. Так вот. Если боец перебегал на сторону врага, или был самострелом, семью лишали этого аттестата. Сразу о поведении бойца становилось известно в тылу. Шё это значило для семьи? Для семьи это означало конец! Мало того, шё они были без карточек, так им никто и не помогал. Руки никто не подаст! Они были, как прокаженные. Все от них отворачивались. И солдаты об этом знали. Так шё, прежде чем стреляться или сдаваться в плен, боец 100 раз подумает. Понимаешь?