— Дон Афон, — пела она прямо в ухо, — после новолунья придёт День Всех Святых, когда, как и все истые католики, будем возносить хвалу нашему страстотерпцу господнему, дабы не прогневить святую инквизицию, блюдя строгий пост души и тела, — и сверкнув карим глазом добавила:- Придётся и вам, мой господин, с десяток дней попридержать своего рысака в стойле, пока всадник не очистится молитвой!
Я, благодаря капитану Пересу, а более своей разбитной хозяйке, к тому времени вполне сносно овладел испанской речью, если говорить со мной медленно и не требовать скорого ответа. А способность к языкам ко мне перешло от деда, Прокопия Порфирьевича, который любого иноземца мог отчитать изустно, хоть иногда и прибегая к рукоприложению, но строго по чину и званию. Иное дело Олешка, мычит вроде бы по-заморскому, едва придя в себя после полона, но в голос не разговаривает. Но и я не зря в Киевской бурсе науки проходил и от знатных учителей ума набирался. Так что всё же заставил друга в английском словоблудие разбираться. Ведь теплилась надежда, что останутся наши головы на плечах, а ноги всё же доведут до аглицкого корабля либо ихней пристани. Вдруг, что со мной или какая побочная оказия вроде женитьбы вдали от родины, а не то и иной подлый индейский конфуз? Кто безязыкого домой направит? Я же Олешке ещё в стойбище Цепкий Коготь вдалбливал в головушку тягу к наукам.
Так что дело оставалось за малым, вовремя подать сигнал нашим друзьям горящим факелом с крыши казармы. А так, во всём остальном, мы вели обычную жизнь, убежавшего от смерти человека…
Час нашего очередного военного торжества неминуемо приближался вместе с пришествием всех святых в форт дель-Дьяболо. Пора было готовить факелы, рассчитывать время подачи сигнала нашему краснокожему штурмовому отряду и без суеты открывать ворота, отвлекая стражу то ли божественными разговорами, то ли приготовленной заранее двухпудовой дубиной. А как же? Тропа войны не для кисейных барышень. Словом, час нашего очередного подвига пробивал. Я подобрался, словно вепрь перед охотником, и набычил шею как бизон, готовясь к победному броску. И в это тревожное и мужественное время Олешка возьми и вдругорядь спроси про клавесин. Я чуть не сбился с тревожного настроя, но всё же ответил ему приблизительно. То есть сначала облаял дружески, а потом спросил:
— С какой стати ты ко мне с музыкой пристал в канун отчаянного дела? Говори, какая муха тебя кусает и не навернулся ли ты головой о притолоку, слезая с донны Лючии?
В ответ друг Олешка клятвенно заверил, что головой не страдает и что хворь у него совсем с другого бока…