Неужели Филипп Панкратович что-то знает, по своей чекистской линии?
Они молча шли через какой-то хозяйственный двор с гаражами. У стены там валялся бюст Гитлера, весь в дырьях. Похоже, по нему стреляли из автомата.
— Нам вон туда, — показал подполковник на видневшуюся в дальнем конце пристройку. — Ведомство у меня невидное, выделили на задворках какую-то сарайку. Там и обретаюсь.
На Рэма он поглядывал, пожалуй, одобрительно.
— Да, совсем ты на Антоху не похож. Он как подушка, а в тебе чувствуется железный стержень. Советское воспитание. Рэм — это Революция-Электрификация-Механизация, так что ли? Помню тебя, как ты планер собирал. Чего ж не стал летчиком или конструктором?
— Война кончится — стану. Конструктором, — коротко сказал Рэм. Он очень хотел спросить про мать, но пока не решался. Может, попозже получится?
— Ты, как мой Фимка, двадцать шестого?
— Почти. Двадцать седьмого, январский.
— Всё одно ровесники.
«Сарайка» внутри была вполне ничего себе. С собственной проходной, за нею казенный коридор, двери кабинетов. На стене красный транспарант с необычной надписью: «За Родину сражаются достойнейшие сыны нашего социалистического отечества». А, это потому что тут фильтруют, кто достоин, а кого в лагерь, сообразил Рэм.
В кабинете у Бляхина ничего особенного не было. Стол, сейф, два портрета — товарищ Сталин и товарищ Дзержинский.
— Вот, от Евы Аркадьевны… — Рэм достал посылку. — Она просила лично, из рук в руки, я только поэтому. Я пойду? Мне еще в кадровое за назначением, — соврал он, потому что Филиппу Панкратовичу про уткинские затеи знать было незачем.
— Куда торопишься? Сядь. — Бляхин повелительно показал на стул. — С сыном познакомлю. Он в соседнем корпусе служит, в OЧО.
Набрал короткий, из четырех цифр, номер.
— Фимка, давай ко мне. От мамки посылка… Ничего, скажи Лысенке — отец зовет. Давай-давай, живо.
И Рэму, с гордостью:
— ОЧО — это Оперативно-чекистское отделение по работе с пленными фрицами. У Фимки немецкий с детства. Он Коминтерновскую школу кончал. Толковый парень. Вы подружитесь.
Сел напротив, лукаво улыбнулся.
— Антон, поди, неспроста тебя к Еве послал. Интеллигент, а умный. Правильно сделал… Прикину, куда тебя пристроить.
Только сейчас, в эту минуту, Рэм, идиот, допер, почему отец повернул неприятный разговор именно на посылку. Вот что у него, оказывается, было на уме!
Даже со стула вскочил.
— Я не за тем к вам! Честное слово!
Филипп Панкратович засмеялся.
— Ты-то понятно, что не за тем. Тебе в восемнадцать лет мозги еще по штату не положены. А папка твой молодец, позаботился о сыне. — Он задумчиво почесал плешь. — Но тут покумекать надо… Я бы взял тебя к себе. Кадров не хватает, запарываемся. В прошлом году основной контингент для пополнения был с оккупированных территорий, а сейчас пошли пленные из немецких лагерей. Знаешь, их сколько? Не имею права сказать, но очень много. Я, честно сказать, сам не подозревал. Прямо зашиваемся… Но нет, к себе не смогу. — Бляхин сокрушенно развел руками. — Анкетка у тебя подкачала…