— Эй, Хильдегард Фукс! Долго будешь прохлаждаться? А кто понесет бинты на стерилизацию?
Это из двери бункера высунулась старшая сестра, жирная стерва.
— Иду, фрау Решке, — сладким голосом отозвалась Таня.
Затянулась еще разок, бросила сигарету, пошла. Вечер воспоминаний закончился.
В свете приказа двадцать пять ноль два
Жорка появился на вокзале в двадцать пять минут одиннадцатого, когда Рэм уже перестал ждать. Не ушел только потому, что не мог решить куда. Идти сдаваться в кадры, на сутки позже всех, было стремновато — не загреметь бы на гауптвахту. А она при комендатуре. Еще столкнешься с кем-нибудь из вчерашних патрульных… Склонялся к тому, чтоб вернуться к Филиппу Панкратовичу. Раз дивизионная разведка накрылась, может, пусть правда подыщет что-нибудь здесь, в городе. Но представил, как будет мямлить, а подполковник посмотрит, и в глазах прочтется: все-таки не железный стержень, а подушка, Антохина кровь.
Поэтому когда Уткин издали заорал «Салют, Хамовники!», Рэм ужасно обрадовался. Даже полез обниматься.
От Жорки несло спиртом, притом свежевыпитым, не перегаром.
— Обнимаешься, иуда, — сказал старший лейтенант. — А где ты вечером был, когда товарищу приходилось трудно? Никто не сказал Жорке заветных слов «Лычково-Винница».
— Нажрался? — спросил Рэм, улыбаясь.
Старший лейтенант с достоинством ответил:
— Не удержал нормы. Устраивал твою к-карьеру, выпил с полезным человеком. Потом провел ночь на большом подъеме, а с утра пришлось поправлять здоровье, и опять увлекся. Но всё путем. Ситуация под к-контролем.
Говорил он почти нормально, только немного запинался, если слово начиналось на букву «к».
— Договорился про меня?
— Ситуация под к-контролем, — повторил Уткин. — Зайдешь, получишь предписание — и вперед.
— Так идем!
Жора хитро улыбнулся:
— Успеется. Есть более интересное предложение. Слушай мою к-команду. За мной, марш! Левое плечо вперед!
И замаршировал по платформе. Рэм догнал его.
— Куда?
— Увидишь.
Подмигнул.
Он и потом, когда шли по улице, хитро посмеивался, на все вопросы подносил палец к губам: ш-ш-ш.
В конце концов Рэм от него отстал:
— Черт с тобой. Не хочешь — не говори. Только учти: если выпивать — я пас. Всё, больше ни капли.
Молчание Жорка терпел недолго.
— Ты перед армией девок-то хоть успел пощупать? — неожиданно спросил он.
Когда в училище ребята хвастались и брехали, кто им «дал» и кому они «вставили», Рэм в таком трепе не участвовал, сразу говорил: «А у меня никогда никого не было». Но перед Уткиным ужасно захотелось соврать.
Сказал скупо, по-мужски:
— Было.
В конце концов, тогда, на Новый год, целовался же он с Томкой Петренко, и она его руку отпихнула не сразу. Разве это не называется «щупать»?