Жорка остановился на перекрестке.
— Ага, теперь вон через ту улицу, нетронутую, а там уже близко.
Улица, на которую они свернули, действительно совсем не пострадала. Раньше она, наверное, была торговой — все первые этажи заняты магазинами. Но половина витрин щерилась стеклянными осколками, двери скособочены или вовсе выбиты — судя по следам на штукатурке, гранатами.
— Заглянем, а? Чего там у них внутри, — попросил Рэм. Не столько из любопытства, сколько оттягивая встречу с немками. Он всё сильнее нервничал.
Жорка удивился:
— Ты чего? Славяне тут полтора месяца. Всё, что было, давно вынесли. В посылках поехало, нах Русланд.
— Да вон же, в книжном, книжки на полках.
— Разве что в книжном. Валяй. Покурю пока.
В магазине всё было вверх дном. Писчебумажный отдел выметен подчистую, печатные издания по большей части сброшены на пол. В глаза Рэму бросился альбом Дега — наверное, шикарный, но половина страниц выдрана. Остались только балерины, все ню перекочевали в солдатские вещмешки и теперь украшают стенку в какой-нибудь землянке.
— Ух ты, какая роскошь, гляди!
Рэм открыл папку с гравюрами Дюрера. Он видел до войны в Столешникове, в букинистическом, примерно такую же, за 200 рублей. Но не переть же? Со вздохом отложил.
Подобрал детскую, сказки братьев Гримм, с волшебными цветными иллюстрациями — для Адьки. Отцу нашел лексикон по фармакологии.
— Сдурел? — спросил от двери Уткин. — Куда их? Вещмешок не резиновый.
— По почте отправлю.
— Брось. Цензура не пропустит. Они все книги заворачивают, им там некогда разбираться. И хорош возиться. Девки заждались.
В результате Рэм взял только набор открыток «Силезия». Там были виды и Оппельна, и Бреслау. Домой послать — пусть поглядят, в каких местах он воюет.
— Щас я тебе такие виды Силезии покажу — ахнешь. Шевелись, Рэмка, шевелись! — торопил Уткин. Он весь как-то напружинился и вроде даже слегка протрезвел.
Во двор ворвались чуть не бегом. Спустившись по ступенькам в подвал, Жора заколотил в дверь:
— Эй, на палубе! Свистать всех наверх!
Ответа не было.
— Сбежали твои фройляйн, — с облегчением сказал Рэм. — Дуры они — дожидаться?
Уткин приложил ухо к двери. Послушал. Улыбнулся.
— Не дуры. Потому и не сбежали. Я вчера паек получил. Хлеба им дал, тушенки. А сбегут — попадутся к кому похуже. Тут они, дролечки. Я это, я! — заорал он. — Ферштеен? Отворяй!
Дверь заскрежетала, открылась. Кто-то там в темноте, Рэм не успел рассмотреть кто, попятился вглубь помещения.
— Заходи, чего встал? — Уткин подтолкнул. — Топай вперед. У них там комнатенка. Печка железная, тепло. А скоро жарко будет. Давай-давай.