– Да, – согласился Оливер. – Благодарю тебя. Дай мне имена этих людей и расскажи детали… и, конечно, предоставь счет. Ты очень хорошо поработал. – Он запретил себе думать о том, что надо рассказать обо всем Эстер. Ночь предстояло провести за выработкой стратегии защиты.
Рэтбоун трудился до шести утра, и после двух часов сна, горячей ванны и завтрака снова появился в зале суда. Атмосфера волнительного ожидания пропала без следа. На галерее для зрителей даже виднелись свободные места. Дело деградировало от высокой драмы до простой трагедии. Оно перестало быть интересным.
Рэтбоун всю ночь отправлял посыльных. Монк уже находился в зале.
Рис на скамье подсудимых выглядел бледным и больным. Он заметно страдал от физических болей и душевных терзаний, но теперь к ним добавилось отчаяние, и Оливер думал о том, что молодой человек уже ни на что не надеется и ждет лишь скорейшего завершения своих мучений.
Сильвестра словно пребывала в кошмаре и не могла ни двигаться, ни говорить. По одну сторону от нее сидела Фиделис Кинэстон, по другую – Эглантина Уэйд. Рэтбоун порадовался, что она не одна, хотя, возможно, ей тяжелее будет видеть предстоящее в компании подруг. Некоторые предпочли бы пережить подобный шок в одиночестве, когда можно поплакать наедине с собой.
Хотя об этом узнают все. Ей не удастся утаить правду, превратить ее в семейную тайну. Быть может, даже лучше огласить ее в суде – это позволит избежать шепотков за спиной и пересудов. В любом случае у Рэтбоуна не было выбора. Он не сообщил Сильвестре, что намерен сообщить суду. Не она его клиентка; его клиент – Рис. И у него не хватило времени и возможности рассказать ей о том, что узнал Монк. Он даже не мог предугадать, что станут говорить его свидетели. Рэтбоун просто хватался за последнюю возможность защитить Риса, и терять ему было нечего.
– Сэр Оливер? – обратился к нему судья.
– Милорд. – Адвокат склонил голову. – Защита вызывает Виду Хопгуд.
Судья удивился, но не сделал замечания. По рядам зрителей пробежало легкое движение.
Вида вышла к стойке, немного волнуясь, высоко держа подбородок и расправив плечи; ее роскошные волосы наполовину скрывала шляпка.
Рэтбоун сразу же приступил к делу. Он совершенно не был уверен в этой женщине, но временем на подготовку ее выступления не располагал. Он боролся за выживание, и больше ничего.
– Миссис Хопгуд, чем занимается ваш муж?
– У него фабрика, – осторожно отвечала она. – Там шьют рубашки и все такое.
– И он нанимает женщин, чтобы шить рубашки… и все такое? – спросил Рэтбоун.
На галерее кто-то хихикнул. Смех прозвучал нервно. В отличие от Рэтбоуна, зрители могли позволить себе расслабиться.