Я оставил Тибо в Бокэре, а сам окольными путями отправился в Тулузу. Добирался я долго, а потому, приехав, нашёл родителей в большой тревоге. Сеньор Эльзеар д’Обеи, графский вигье, несколько раз приходил справляться, не вернулся ли я. Из его слов отец заключил, что я давно уже должен был прибыть на место, тем более что граф Раймон засвидетельствовал в одном из писем, что я покинул Сен-Жиль на 10-й день января. А удар Пьеру де Кастельно я нанёс 15 января. Я без труда догадался, что граф не раздумывая приписал смерть легата своим верным слугам, а чтобы отвести от меня подозрения, сообщил ложную дату моего отъезда. Я не разбирался в политике и не представлял себе, насколько он был заинтересован, чтобы ни на кого из его людей не пало обвинение в убийстве легата, но был просто до слёз растроган проявлением его отеческого благорасположения.
Когда я встретился в Нарбоннском замке с вигье, тот даже не спросил меня, не поручил ли граф что-нибудь передать ему на словах; он также не удивился, почему я столь долго добирался до Тулузы. Он смотрел на меня с откровенным любопытством, но не выказывал ни того дурного настроения, ни той надменности, которых страшились все, кто с ним сталкивался. Ходил слух, что он примкнул к еретикам, однако характер его от этого не стал мягче.
Вигье сказал, что я достойный слуга графа, и я уже собирался распрощаться с ним, как он вдруг задал мне странный вопрос:
— Почему ты видишь во мраке?
Сбитый с толку, я ответил, что не обладаю даром животных, подобных кошке, и тёмной ночью не сумею ничего разглядеть.
Он прикусил губу и отпустил меня, повторяя, что я храбрый слуга и этого вполне достаточно.
Я полагал, что смерть Пьера де Кастельно обрадует всех жителей Тулузы, и удивился, услышав, как многие горожане выражают свои страхи по поводу этой смерти, считая её началом многих серьёзных бедствий. Хотя все строили догадки по поводу личности убийцы, никто не подумал на меня. Каждый человек обладает даром слова, я же обладал им как никто иной, а потому мне приходилось делать над собой огромные усилия, чтобы не рассказать всей правды. Мне это удалось, и я не доверился никому, даже отцу. Тогда я ещё не знал, что истина более всепроникающа, чем вода, и выходит на поверхность и без помощи языка.
В то время мне казалось, что совершенный мною поступок внезапно высвободил скрытые во мне силы. Я стал есть и пить за двоих. Мой голос, и прежде достаточно звучный, зазвучал ещё громче.
Я начал втайне мечтать о битвах, где мог бы найти применение своей силе. Ощутил страстное, никогда прежде не испытанное желание обладать женщинами. А так как события имеют особенность повторяться, причём до мельчайших подробностей, я отправился в бани на улицу Сен-Лоран и вновь увидел там Сезелию. Она встретила меня с прежним смехом и пригласила проследовать за ней, что я и сделал.