Перевалы, дожди, — ты привала не жди.
Шаг чекань за спиной, человечества треть.
Ведь недаром, конечно, нас учат вожди,
Что великое счастье — В БОРЬБЕ умереть.
А вот тут я внес изменения в оригинальный текст. Оно правильно: незачем издеваться над святой идеей! Нельзя этим ребятам сомневаться в собственной правоте. Не будет сомнений — придет успех. Не будет сомнений — значит они будут за идею и скудный паек выполнять то, что им прикажут. И не только выполнять, но и остальных вести за собой на верную смерть.
НЕ УКРЫТЬСЯ ВРАГАМ ОТ НАРОДНОЙ ГРОЗЫ.
Надоела соха — карабины хватай!
Если мы не дойдем ДО ВЕЛИКОЙ ЯНЦЗЫ,
Значит, мы недостаточно любим Китай.
И тут внесено изменение. Потому что здешним китайцам не понять: зачем им топать до далекой Москвы? Да и дурные мысли не стоит им в головы закладывать. Пусть мечтают дойти до Янцзы. А пока они до нее идут, я под шумок обделаю свои дела в Корее.
Рота прошла мимо, так и не заметив меня, стоящего вместе с конем за зимними ёлками. Вскочив в седло, я продолжил свою утреннюю прогулку, продолжая размышлять о своем. А думал я не только о делах на Дальнем Востоке. Свои российские проблемы тоже не давали мне покоя. Ну например, проблемы нашего студенчества. И снова вспоминаю дело Александра Ульянова. За него и его сестру подавал прошение их родственник — кандидат Университета Матвей Песковский. Между тем, заверения родственника Песковского, что Саша и Аня Ульяновы — хорошие и примерные молодые люди, были на тот момент ну совсем неуместны. Слова Песковского о том, что Ульянов — очень дельный начинающий ученый, в документе подчеркнуты синим карандашом, а на полях Дурново приписал: «Для приготовления динамита!» В Департаменте Полиции уже успели выяснить, что делал бомбы именно этот толковый студент. А сестра его, «барышня совершенно чуждая всего того, что может шокировать девушку», была в курсе, и ее это, видимо, как ни странно, ничуть не шокировало. Видимо, девушку этой эпохи могло шокировать нечто, касающееся отношений полов, а вот динамит — ничуть. Что в нем такого неприличного?
Какой-то странный мирок, в котором студентам вроде как и заняться больше нечем, кроме как бомбами. И ведь эти люди не были тупыми неудачниками, которые с большого горя занялись террором. Для них террор был отнюдь не единственным способом самовыражения. Тот же Александр Ульянов входил в научно-литературное общество при университете, о его возможностях как ученого говорит не только завоеванная им золотая медаль, которую он использовал весьма своеобразно: на вырученные от продажи медали деньги за границу бежал его ближайший друг Орест Говорухин, ставший в Болгарии первым профессором русской литературы Софийского университета. Человек, с которым Александр Ульянов изготовлял бомбу, Иосиф Лукашевич, впоследствии профессор химии в Вильно после освобождения.