Араб крикнул. Двери в горницу распахнули княжеские гридни и они же стали вносить товары Абу Шейха.
— Пока носят, — шепнул арабскому купцу Иван Третий, — я схожу тут... избавлюсь от лишней жидкости.
Купец ласково помановал левой рукой. Разрешил великому князю, ишь ты!
Иван Третий торопливо вышел из горницы. Толкнул неприметную дверь в широком проходе и очутился в «слуховом» чулане. Слушали четверо — два книжника, боярин Шуйский да тот псковской купец, именем Бусыга.
— Ну? — шёпотом спросил великий князь.
— Шейх Абу Фадх ибн Фарух, ибн Хаджадж ибн Маххабат ибн Масуди, как пишут арабские книги, был не купцом, а поэтом. Складно писал нечто вроде песен, — сообщил великому князю старший книжник.
— И такого купца, значит, нет? Хорошо...
— Резать будем? — обрадовался Шуйский.
— Погоди ты! Размахался... А кто это тогда в моей горнице трясёт белой бородой и трындит по-арабски?
— Караим, горский еврей. Есть такие, в горах живут, — пояснил второй книжник. — По всему видать — тиун, доводчик и разведчик султана турского, Махмуда Белобородого. Борода у купца крашеная. А по крови его подлой борода должна быть чёрная.
— Поджечь бороду надо, проверить, — подсказал Бусыга Колодин. — Обнажится изначальный цвет.
Пошли в горницу. Товары, что привёз лживый купец, лежали на большом столе, на лавках. Две какие-то голые бабёнки в прозрачных накидках жались в углу, отвернули к стене лица. От них пахнуло потом, мочой и пыльной травой. Ну-ну. Хорош товарец!
Иван Третий подвёл Бусыгу к Белобородому, сообщил:
— Мой главный купец. Личный. Для меня покупает...
Бусыга Колодин развернул свёрток — первый, что попался под руку на столе. На пол заструилась бумазейная дешёвая кисея. Иван Третий стоял возле окна, во двор, оглаживал бороду. Бусыга развернул следующий свёрток. В нём оказалась кривая сабля, бывшая в деле. Бусыга вынул клинок из ножен, поморгал глазами:
— Добрая вещь. Вели, великий княже, огня мне подать. Надо проглядеть лезвие.
Старший из княжеских гридней по знаку Ивана Васильевича заширкал кресалом, поджёг фитиль, поднёс его к огарку свечи, торчавшему на медном подсвечнике. Бусыга приблизил саблю к свечному огню.
— Ага! Вот здесь! — громко сообщил Бусыга. — Щербина есть! Гляди-ка сюда, купец!-
Белобородый нагнулся. Бусыга ухватил его за конец бороды, резанул по нему саблей. Тот клок, что был зажат в кулаке, немедля оказался в огне свечи. Клок завонял горько, как воняет краска на иконе, если на икону упал огарок. Концы белых волос почернели.
— Ну и кто ты теперь таков есть? — спросил купца великий князь.