Последние татары отъехали от храма и сразу взяли в намёт на Холмогорский тракт. Из перекошенных дверей храма донёсся хриплый голос попа:
— Люди! Христиане! Помогите!
Поморы протолкнулись через узкую дверь в тесное церковное строение. Поп стоял на алтаре, ибо стоять больше было негде — всё пространство храма завалили татарские дары.
— Чего ж ты кричал? — удивился староста рыбарей.
— Кричал, чтобы про кирпич озаботились, христиане. Пора кирпичный храм возводить! Да поболее нынешнего! Раз в пять!
А с улицы заорали бабы:
— Великий князь едет Московский! Спасайтеся! Детей прячьте в погреба, молодух в лодки, лодки толкайте в море!
* * *
Шуйский с двумя бердышанами втащил в избу старосты удельного воеводу Ваньку Сумарокова. Того самого, что должен был исполнять надзор за удельными делами, а особливо беречь русскую границу по морскому берегу.
Великий князь сидел за деревянным столом и с немалым удовольствием тянул из фаянсового немецкого блюдечка горячий травяной настой, нежно оглаживающий брюшное нутро.
— Ванька, — разулыбался великий князь Московский, государь всея Руси, — а я, вишь, в гости к тебе пожаловал.
Ванька Сумароков как был брошен на пол, на четвереньки, так и стоял враскорячку, головы не подымая.
— Ванька! — совсем задушевно молвил Иван Васильевич. — Спасибо тебе от меня великое!
Староста поспешил долить в блюдечко Ивана Третьего ещё толику полезного настоя.
— Теперича, Ванька, собирай свою семью, сундуки и прочие животы свои. Поедешь со мной в Москву. И это, не забудь, Ванюша, свою казну, что собрал ты с пятидесяти шести иноземных кораблей, побывавших здесь, под твоим приглядом, за три лета...
— Один корабль, великий княже, имел пушки, так что он торговым не считается, — спешно подсказал староста архангельских рыбарей.
— Не суйся под руку. И военный корабль сюда приходил чего-то же брать. А? Покупал? Деньги платил?
Воевода Ванька Сумароков молчал. Сволочь и хитроумец — нынешний великий князь. Брата своего сюда, младшего, Юрия, в Архангельское, вишь ты, не взял. Не на кого теперь свалить вину за приём чужих кораблей. Брата своего кто же станет толкать на плаху? А с другой стороны, своих кораблей на Руси нет. Окромя чужих, кто же придёт?
— Своих кораблей на Руси нет, — темно, мутным голосом пробормотал воевода Сумароков. — Окромя чужих, некому заходить. Вот они и заходят. Воды набрать, хлеба, рыбца солёного... Вот за ту воду, за тот хлеб и платили иноземные купцы. Тебе сии деньги причитаются, великий князь. — Ванька Сумароков кое-как вывернул из кармана охабня[53] десять серебряных монет чешского чекана. Дотянулся до стола, высыпал серебро на скатёрку перед великим князем.