Позади Юрия сидел скотина Шуйский. Тоже ел всё, что и князь. Но успевал, гад, и саблей скрипеть. То вынет из ножен, то опять заткнёт.
— По удельному русскому праву, — толковал Юрию прописные истины великий князь, — всё, что приносит тебе удельная земля, то — твоё. А море не трогай! Моё оно, море. Сиречь, как и те корабли, что приплывают по этому морю. Рыбу морскую али тюленей, что на берег вытащат твои люди, бери себе.
— И ежели иноземный корабль какой вытащат твои люди на берег, то и корабль бери себе, — сказал сзади сволота Шуйский. — Со всей оснасткой и всем добром внутри.
Мысль Шуйский изрёк пограбёжную, но очень свежую. Юрий Васильевич внимательно глянул на старшего брата. Иван Третий тотчас кивнул на слова своего конюшего:
— Выбросит чей корабль на берег — волоки себе! А команду корабельную, капитана и прочих можешь отсылать ко мне, на Москву. Ибо нет у тебя права распоряжаться иноземными делами... Завтра мы сами, без тебя, проедем до села Архангельское. Поглядим да кое-что там уладим — наверное, так же, как Надёжа Черемис. Спать пошли!
* * *
Весть о том, что на побережье Белого моря добрались татары, рано поутру сорвала на крик весь приморский посёлок в сотню дворов. Бабы завыли, мужики похватали багры. Английский бриг, две датских шхуны да три же шведских купеческих «развала» выбрали якоря да чутка отдали рифы на парусах и завертелись в полосе прибоя, ожидая хозяев.
Иноземцев здесь всегда радовало, что в заливе подле села Архангельское дно мелкое, приливов и отливов нет. Корабли, специально построенные для каботажного, прибрежного плаванья, подходили к берегу на сто шагов, едва касаясь килями неопасного песчаного дна. Человек с берега мог запросто подойти к кораблям, вода ему доставала по пузо. Бывало, что так, наскоро, без лодок, приморские люди разгружали и нагружали суда. Неужели этот рай для иноземцев закончился?
Татары, числом больше тысячи конников, воем и посвистом обозначили своё прибытие. К удивлению местных мужиков, татары стали втыкать с южной стороны деревянного архангельского храма свои пики, к пикам привязывали коней и чинно, снявши малахаи, заходили в храм, крестясь.
Местный поп, услышавший татарский вой, положил поклон на икону Николая Угодника, спрятал под рясу литой линовальный крест, а взамен достал топор из-под алтаря. Татары же, войдя во храм, падали перед попом на колени, клали крестное знамение, как положено православным чином, и стукались башками о грубый пол. Встав, они целовали у попа руку, в коей зажат был топор, клали на алтарь деньги, украшения, кинжалы, даже кое-что из дорогой одёжи. И чинно покидали храм.