— Не всё так просто, — рассмеялся Мочениго. — Мы имели случай убедиться, что в стенки экипажа вделаны металлические листы. Их не удастся прострелить. Дверь плотно запирается. На окна при необходимости опускают железные ставни. Даже если мы убьём охрану, Каноса окажется посреди дороги, как в несгораемом шкафу.
— А может, его в нём и поджарить? — предложил кто-то.
— Было бы славно, но карета такая тяжёлая, что её не поднять вверх по склону. А если скинуть в пропасть, то кто поручится, что этот негодяй не останется жив?
К Каносе карбонарии имели особые счёты. Он предал старых товарищей. Это его сердце должно быть вырвано, кости сожжены, а имя стать символом бесчестья! Два года назад угольщики провели чистку своих рядов. Всех, кто использовал организацию в личных целях, выгнали. Среди них оказался и князь Каноса. После возвращения на неаполитанский престол короля-австрияка Фердинанда I он получил должность министра полиции и напомнил о себе бывшим «родственникам». Выпустил из тюрем бандитов, сформировал из них отряды и начал наносить быстрые, точные удары по горным убежищам мятежников, расположение которых было ему хорошо известно.
— Меня подберут и, возможно, положат в карету, — заявил Раевский. — Там я смогу разделаться с ним.
— Неужели вы думаете, что князь так глуп? — пожал плечами Мочениго.
— Нет, — парировал полковник. — Я думаю, что вы нерешительны.
На том и разошлись. Никто не мешал Александру попробовать. Ему позволили взять с собой шестерых стрелков. Но смотрели как на покойника.
— В любом случае, прощайте, мой недалёкий друг, — подтрунивал Мочениго. — Оказавшись один в центре заварухи, вы будете убиты либо карабинерами, либо своими.
Раевский молчал. Слушая графа, он понимал, почему Италия до сих пор раздробленная и зависимая страна. Или петь и ходить с верёвкой на шее, или делать дело. По слухам, карбонариев до 300 тысяч человек. Этого хватило бы, чтоб вылить воду из «итальянского сапога»!
Карета приближалась. Её чёрные лаковые бока сверкали на солнце. Тёмно-синяя форма карабинеров была прекрасной мишенью. Их красные плюмажи трепетали на ветру. От напряжения у Александра взмокла спина, и он сквозь рубашку ощущал, как ему в кожу впиваются острые камни дороги. Ещё немного. Ещё минуты две, и его заметят. Несчастный, избитый путник, весь в крови — «добрые родственники» постарались, синяки и ссадины настоящие. У Раевского не было ни лошади, ни поклажи, ни сапог. Между тем остатки тонкой батистовой сорочки, светлая кожа лица и рук свидетельствовали, что он не простой крестьянин. Попробуй не остановиться!